Читать книгу "Леонардо да Винчи - Софи Шово"

Когда в 1464 году скончался Антонио, его дед, для Леонардо пришла пора отправиться жить к отцу,[11] чтобы завершить обучение и как можно скорее получить профессию.

После всех пережитых утрат (любящие мачехи, любимый дед) расставание с родными местами было мучительным. Его насильно исторгали из детства. Там, в селении, расположенном среди благоуханных холмов, две молодые женщины взяли на себя заботу о маленьком бастарде, не обделенном также вниманием со стороны его бабушки и двоих мужчин — его молодого дяди и деда. Всем им в равной мере была свойственна огромная любовь к жизни. Это и было тем единственным и главным, что Леонардо унаследовал от них, — страстная любовь к природе, ко всему живому.

Флоренция

Переезд во Флоренцию означал прощание со свободой, жизнью в единении с природой, в состоянии почти первобытного дикаря. Теперь уже не было поблизости матери, не было красивых и нежных мачех, любящего деда, но что хуже всего, было покончено с изучением всевозможных форм жизни в природе. От Леонардо, когда он прибыл к отцу, уже становившемуся важным господином, потребовали незамедлительно избрать себе профессию. Поскольку он любил рисовать всё, что видел, поскольку любил наблюдать и детально воспроизводить увиденное, а главное, поскольку окружающим нравились его рисунки, его отдали в престижную мастерскую Андреа Верроккьо (Андреа ди Чоне по прозвищу Верроккьо, что означает «верный глаз»). Это была лучшая мастерская во Флоренции, где обучали всем искусствам. При поступлении отец, вероятно, оказал ему свою протекцию, однако современники полагали, что собственный талант Леонардо открыл для него двери знаменитой мастерской.[12]

Там все обращались друг к другу на «ты», называя друг друга по имени, а зачастую и по прозвищу, оставляя почетное обращение мессе́р лишь для ученых людей, каноников, врачей и мастеров. Да и они не всегда удостаивались подобной чести. Равенство царило по всей Тоскане. Флорентийцы жили республикой и были горды тем, что ниспровергли социальную иерархию. Показная роскошь подвергалась суровому осуждению.

Как буржуа, так и простые ремесленники пировали в одних и тех же тавернах, свободно высказывались и не лезли в карман за словом, были людьми, весьма искушенными в политической болтовне. А сколь злоречивы они были! В Италии тогда существовала поговорка: «Злоречив, как тосканец». Настроение в городе было живое, взволнованное, радостное, иногда возбужденное. Семейные трапезы по утрам совершались между девятью и десятью часами, вечерние — перед наступлением ночи. Муж и жена, братья и сестры, друзья и компаньоны ели из одной тарелки и пили из одного стакана. Еда не отличалась разнообразием и изысканностью: хлеб, зелень, варенья и фрукты. Мясо подавали на стол только по воскресеньям. Существовал обычай делиться с соседями кровяной колбасой, когда резали поросенка.

Жизнь флорентийца проходила главным образом вне дома. Улица была чем-то вроде внешней комнаты его дома. В хорошую погоду располагались прямо на улице для игры в шахматы или кости. Вокруг собирались зеваки, и малейший инцидент провоцировал шумное выяснение отношений. Каждый знал всё обо всех.

Верроккьо

Андреа Верроккьо широко распахнул перед юношей Леонардо двери своей мастерской и, вероятно, свое сердце. Именно ему принадлежит первое описание этого «феномена». Да, именно феномена, ибо как только Леонардо прибыл во Флоренцию, о нем стали говорить в превосходных степенях. Дифирамбы следовали за ним по пятам, похвала бежала впереди него. Он выделялся среди всех своих современников. Изящество, красота, талант, юмор, ум, любезность… Восхищение неотступно сопровождало его. Никакая похвала его внешности не была чрезмерной. Вазари, даже сам Вазари не нашел слов для детального описания его — до того необычен был юноша. Многие говорили о его ангельском облике, о его ясных глазах, то ли голубого, то ли зеленого цвета — никто не мог разобрать этого, о его светлых или рыжеватых волосах. Великолепная белая кожа. Стройное юношеское тело. И, что особенно примечательно для того времени, рост, превышавший 190 сантиметров.[13] Что касается его голоса, то он, несомненно, был приятным, хотя и необычайно высоким для человека подобного телосложения. Леонардо мастерски владел своим голосом, словно хорошим инструментом. Его любезность вошла в легенды, а юмор вызывал восхищение. Отличаясь общительностью и будучи хорошим товарищем, он заслужил в сообществе живописцев, художников и ремесленников прочную репутацию бонвивана.

Нет нужды долго распространяться о его таланте или, вернее говоря, о его талантах: этим занимается весь мир на протяжении вот уже пяти веков.

Город Медичи

Город, принявший юного Леонардо где-то между 1465 и 1467 годами, недавно утратил своего великого человека, Козимо Медичи. Дед Лоренцо Великолепного, удостоенный почетного титула «отец отечества», был подлинным родоначальником этой династии дельцов и политиков. На короткий трехлетний срок его место унаследовал довольно бесцветный сын Пьеро Подагрик, за которым последовал внук, Лоренцо Великолепный.

В конце 60-х годов XV века, когда Леонардо прибыл во Флоренцию, город насчитывал 50 тысяч жителей и был обнесен одиннадцатикилометровой стеной, укрепленной 80 сторожевыми башнями, что в те времена отнюдь не было лишним из-за постоянной угрозы войны. Внутри городских стен располагались 108 церквей, 50 площадей, 33 банка, 23 дворца, 84 мастерских традиционных для Флоренции ремесел и 83 шелкоткацких мастерских. Интересная деталь: резчиков по дереву в городе насчитывалось больше, чем мясников! Воистину это был город ремесленников. И живописцы в те времена считались ремесленниками. Художники тогда лишь обретали свой самостоятельный статус, и Леонардо да Винчи внес в это немалый вклад.

Флоренция формально все еще оставалась республикой, однако Лоренцо Медичи, задействовав тайные механизмы власти, установил в городе деспотическую власть, беззастенчиво растрачивая общественные деньги. Парадоксальным образом эти значительные траты не способствовали росту благосостояния художников, поскольку Лоренцо Великолепный редко баловал их заказами, да и то лишь с целью преподнести их работы в качестве подарка папе, что случалось нечасто. Примечательно, что Леонардо не получил от него ни одного заказа.

И все же слава быстро нашла красивого молодого человека, а за ней последовали зависть, оговор и донос… По письменному доносу, анонимно брошенному в tamburo[14] Леонардо вместе с несколькими другими художниками был обвинен в содомии, изнасиловании и прочих постыдных поступках. Не это ли послужило тайной причиной того, что Лоренцо всегда отказывался поручать Леонардо функцию своего представителя за пределами Флоренции?

Хотя у современников Леонардо да Винчи никогда не было сомнений относительно его гомосексуальных наклонностей, его биографам потребовалось пять веков, чтобы осмелиться публично признать этот факт. Прежде его предпочитали считать хранящим чистоту, склонным к воздержанию или даже импотентом. Все это было бы хоть в какой-то мере оправданным, если бы ему не приписывали любовные отношения с женщинами. Поводом для этого могла послужить его самозабвенная привязанность к «Джоконде» — картине, которую он постоянно возил с собой, непрестанно дописывая и переписывая. Создавалось впечатление, что эта картина заменяла ему плотскую любовь. Однако в настоящее время существует полная ясность относительно его сексуальности, весьма интенсивной и, несомненно, мужской. Во всяком случае, tamburazione, история с доносом, многое говорит о природе его сексуальности.