Читать книгу "Майский сон о счастье - Эдуард Русаков"

К весне все было сделано. Леля никому не показывала сюзанэ. Она взяла отпуск без содержания и поехала в Ташкент. Разыскала тот самый колхоз, председателем которого был Камиль.

Когда Леля зашла в правление и спросила, где председатель, какой-то старик на деревянной ноге ей ответил:

– Я председатель. Салям алейкум.

– Салям… – начиная пугаться, сказала она и воскликнула: – А где же Камиль? Разве не он председатель?

– О-хо-хо, – старик горестно покачал головой. – Не говори об этом человеке, хотын… Ты ранишь мое сердце.

– Что случилось? – бледнея, прошептала она и схватила старика за полы халата. – Что с ним случилось?

– Эй, женщина, ты порвешь мой новый чапан!

– Извините… Что с ним? Он жив?

– Разве я сказал, что он умер? Жив, не пугайся. Камиль сидит в тюрьме, моя хорошая. Он жив.

И старик стал подробно и не спеша рассказывать ей о том, что Камиль поссорился с районным начальством, «зазнался», кого-то обидел, кому-то чего-то не дал, или дал мало… короче, его решили наказать и для этого вспомнили, что он – многоженец. Соответствующая статья в уголовном кодексе была и осталась, в прокуратуру поступило анонимное заявление с конкретными доказательствами и упоминанием всех адресов и фамилий. Так сгорел председатель колхоза «Заветы Ильича» Камиль.

– Где же он сейчас? – тоскуя, спросила Леля.

– А разве я тебе не сказал? В тюрьме, в камере предварительного заключения, – ответил старик и после паузы уточнил адрес.

Леля сидела на узкой жесткой скамье, прижавшись спиной к холодной стене и крепко держа на коленях большой рулон, обмотанный шпагатом.

В этой же слабоосвещенной комнате, на другой скамье, сидели три женщины в черных платках. Они с ненавистью смотрели на Лелю. Они сразу обо всем догадались. Три жены Камиля – они твердо решили, что Леля – дрянь, русская шлюха, подлая потаскуха. Они бы хотели выцарапать ей глаза, вырвать волосы, осрамить ее как-нибудь, оскорбить, обидеть. Однако – терпели. Они сидели дружно и плотно, как три сестры. Дверь распахнулась, вошел надзиратель, а следом за ним – Камиль. Он скользнул взглядом по Леле, не узнал ее, потом подошел к своим женам. А жены торопливо, перебивая друг друга, что-то лопотали-бормотали-выкрикивали. Он им лениво отвечал. Он был очень скучный, Камиль. Леля не заметила следов страдания на его лице – ни тоски, ни обиды, – одна скука. Разговаривали они по-узбекски, и Леля ничего не понимала. Она терпеливо ждала. Наконец надзиратель тронул Камиля за плечо:

– Эй, милок, к тебе еще одна баба. Поторопись.

Надзиратель был русский, но говорил с акцентом.

– Кто эта женщина? – вяло удивился Камиль, посмотрев на Лелю.

Не узнал. Не узнал.

– Ты ему кто? – обратился надзиратель к Леле.

– Я… мы… Камиль, ты меня совсем не помнишь? – тоскливо прошептала она.

– Йок, – раздраженно сказал Камиль. – Для меня все русские женщины – на одно лицо.

– Как же так! – воскликнула Леля. – Ты обещал на мне жениться. Помнишь? Слово джигита – помнишь?

– Джаляб! – выругался Камиль, и лицо его с кривилось от злости. – Надзиратель, уведи меня в камеру.

– Подожди, Камиль, – и Леля подошла к нему, и протянула громоздкий рулон. – Посмотри. Это я сделала для тебя. Как договаривались. Сюзанэ с павлинами.

– Эй, женщина, ты сошла с ума, – сквозь зубы пробормотал Камиль, пятясь и оглядываясь на надзирателя. – Дивона!.. Три жены переглянулись и глухо заворчали.

– Камиль! – звонко сказала Леля, задыхаясь от сердечной боли. – Ты только взгляни, что я тебе принесла!

Она порвала зубами шпагат – и развернула рулон. И, не отрываясь, смотрела в лицо обманщика, и крепко держала на поднятых руках прекрасное сюзанэ.

Камиль молчал. И три жены молчали. И надзиратель молчал. В комнате было сумрачно, и сказочные павлины на фоне золотых и красных цветов казались живыми. Роскошный хвост одного павлина, сидевшего внизу, был раскинут и пылал перламутровым костром, а другой – взлетал ввысь, начав распахивать черно-зеленые крылья. По всему ковру были раскиданы серебряные звезды, упавшие с неба, а к ярким цветам страшно было прикоснуться – могли обжечь.

Леля продолжала держать сюзанэ и всё так же пристально и тревожно следила за лицом Камиля. Сердечная боль ослабла, потому что Леля поняла – он вспомнил, узнал.

– Это – мне? – тихо спросил Камиль.

– Конечно, – улыбаясь, сказала она. – Как договаривались. Он протянул руку и осторожно коснулся кончиками дрожащих пальцев шелковой узорной поверхности.

– Это сделала ты? – спросил он, с каким-то страхом глядя на Лелю.

– Да. Для тебя.

Камиль покачал головой, вяло прошептал «рахмат», и долго вглядывался в ее лицо и не мог ничего разглядеть, а потом повернулся и пошел прочь, косолапо покачиваясь. Но возле двери остановился и сказал, не оборачиваясь:

– Ты меня убила, слышишь?

– Я люблю тебя! Я люблю, и поэтому так старалась! – выкрикнула Леля.

– Я хочу умереть, – сказал Камиль.

Стоял и не оборачивался, и не уходил.

А Леля держала свой подарок. И ждала, когда Камиль обернется.

– Я хочу умереть, умереть, – повторил Камиль.

– Ты вот что… – буркнул надзиратель. – Ты это… значит… брось ваньку валять!

Камиль обернулся и посмотрел на всех.

– Слушайте, вы, пустые люди! – громко сказал он. – Эй, вы, бестолковые! Моя первая жена, моя вторая жена, моя третья жена… Вы только и можете – стирать белье, нянчить детишек и чесать свои длинные языки с соседками! А ты, гражданин надзиратель, только и можешь – греметь ключами и звонко стучать подковами. А эта женщина, эта женщина… эта женщина… – И он вдруг заплакал, и резко вытер узкие глаза тылом ладони, а потом закричал, вскинув руки: – Эта женщина – единственная моя жена! Вы все – прочь! А ты, Леля… слушай, джаным, слушай, мое сокровище. Не ты меня, я тебя буду любить, слышишь, Леля? Ты только, пожалуйста, дождись, когда я выйду…

– Я дождусь, – быстро сказала она.

– Пока еще рано, пока следствие… понимаешь? – сказал Камиль. – Скоро суд… Может, простят? Нет, не простят, конечно. Еще устроят показательный процесс, вот увидишь… Но ты меня дождись, пожалуйста!

– Конечно, конечно.

Камиль схватил ее за плечи и притянул к себе. Сюзанэ выскользнуло из ее рук, упало на цементный пол.

– Ну, вы это… кончайте ваньку валять! – сказал смущенный надзиратель.

– Леля, девочка! – торопливо говорил Камиль, охваченный любовным восторгом. – Пожалуйста, пусть всегда так будет! Если разлюбишь – подохну как собака. Слышишь, джаным, буду молиться на тебя, на руках буду носить… Эх, свадьбу сыграем, Леля!