Читать книгу "Неудержимая. Моя жизнь - Мария Шарапова"

Папа верил, что эти статьи попали к нему в руки именно в тот момент не случайно. Высший голос говорил ему, куда ехать.

В наши дни поездка в США обычно не вызывает никаких проблем. Получаешь туристическую визу, покупаешь билет на самолет и летишь. Но в начале 90-х все было не так. Советский Союз разваливался. Работу найти было практически невозможно, а значит, невозможно было зарабатывать на жизнь и обеспечивать семью. Нечем было заняться. Даже если у тебя были деньги, ты не мог просто так сесть на рейс в Америку. Невозможно было получить визу – их давали только тем, кто путешествовал по государственным делам. Зная, что ему может понадобиться какая-то официальная поддержка, мой отец написал тренеру национальной детской команды Российской теннисной федерации. О том, чтобы я играла в этой команде, речи не шло – все дети были в возрасте двенадцати лет и старше, а мне было всего шесть. Но отец надеялся, что федерация окажет мне спонсорскую помощь с прицелом на будущее. В письме он объяснил ситуацию и описал мой талант, упомянув фамилии Юдкина и Навратиловой. И это сработало. По крайней мере так нам тогда казалось. Оказалось, что команда тренируется во Флориде, где готовится к турне по Соединенным Штатам. Тренер ответил нам письмом, в котором приглашал приехать и поработать с командой.

Отец отправился в Москву за визами. Ему было двадцать восемь лет, и он был одет в свой единственный костюм, который он надевал на свадьбу. Он был готов положиться на судьбу и удачу. (Знаки говорят тебе, что надо делать, если ты умеешь их читать.) У него было письмо тренера, и он тщательно подготовил свою речь. После часов ожиданий он, наконец, оказался перед официальным представителем посольства. Это человек внимательно осмотрел Юрия, потом изучил письмо и другие документы: фотографии и страницы с рельефными печатями. Все это время мой отец говорил, не переставая, произнося фамилии Юдкина, Моцарта, Навратиловой и говоря об одаренности.

– У меня тоже есть дочь, – сказал, наконец, чиновник. – И она тоже играет в теннис. Ей восемь лет. Но мне кажется, что об одаренности нет и речи. Вашей дочери шесть. Почему вы считаете, что она лучше, чем моя дочь? Может быть, вы просто смотрите на нее глазами любящего отца?

– Вашу дочь я не знаю, – ответил Юрий, – но хорошо знаю свою. Все, что я вам рассказал – правда.

– И вы хотите вывезти шестилетку в США, чтобы она там тренировалась?

– Да.

– И у вас нет никаких сомнений?

– Никаких.

Мужчина посмотрел отцу в глаза.

– Вы уверены?

– Да.

– И вы знаете, куда ехать и что делать?

– Да.

Этот мужчина выдал нам трехгодичные визы – отцу потом придется вернуться в Россию, чтобы продлить их – но вот он у нас, бесценный и очень редкий дар. Золотой билет. Право на свободный приезд и отъезд. Американцу и даже россиянину в наши дни сложно представить себе, каким чудом это было. Документ, который удалось получить Юрию, было практически невозможно достать. Этот мужчина, этот чиновник, кем бы он ни был и где бы сейчас ни находился, позволил нашим планам превратиться в реальность. Кто знает, что бы произошло без него? Почему он это сделал? Вопрос, который Юрий до сих пор задает сам себе. Конечно дело было не во мне. Дело было в Юрии. Он что-то понял о моем отце, о его решимости. А может быть, ему просто захотелось быть щедрым. Или, может быть, лучи солнца в тот день особым образом падали на дорогу. И неважно, какова была причина, но нам повезло. Очень повезло. И в то же время не повезло. Эта виза, хоть и была по тем временам исключительной, имела ограничения: она была выдана только на двух человек – на меня и моего отца. И если мы ею воспользуемся, то это значит, что нам придется оставить маму на Бог знает какой срок. Юрий продумал, что надо сказать ей, чтобы уговорить ее согласиться. Ведь он собирался забрать меня из школы, из семьи, оторвать от мамы, а мне было всего шесть лет.

Когда я сейчас спрашиваю маму о том, что происходило тогда, она пожимает плечами.

– Твой отец знал, что делает, – говорит она.

Бабушка Тамара в этом смысле более откровенна.

– Думаю, твоя мать согласилась, потому что твой отец может уболтать кого угодно, – рассказывает она. – Он может быть очень убедительным, а твоя мама – человек, настроенный позитивно. И вот комбинация этих двух вещей, позволила осуществиться вашим планам. Может быть, твоя мама и не хотела этого в действительности, но она верила, что это делается ради тебя. Твой отец думал не только о тебе, но и о себе, и о семье. Россия разваливалась. Теннис мог дать что-то не только тебе, но и стать выходом для твоей семьи. Если бы он смог устроить твою жизнь, вся семья могла бы жить за счет дочери. И ему это удалось. Все сработало. В этом смысле он был очень толковым. А вот твоя мама в то время об этом не думала, хотя в глубине души она, может быть, и понимала, что происходит в действительности. Или… кто его знает? Может быть, твой отец все это обсуждал с ней. А вот для меня и твоего дедушки все это было просто ужасно. Юрий внезапно сообщает, что увозит нашу внучку в Америку? В те времена о людях, которые уезжали в Америку, никто никогда больше ничего не слышал.

Папа собрал все деньги, которые у нас были, потом немного занял – получилось что-то около семисот долларов – свернул их в трубочку и положил в передний карман так, чтобы каждый раз, когда он нервничал, он мог убедиться, что деньги на месте. Он купил билеты на дневной рейс из Москвы в Майами, где нас должен был встретить представитель команды. Все происходило как в тумане. Я не помню, во что я была одета, и не могу вспомнить свои ощущения. Наверное, мне было грустно прощаться с мамой, но, скорее всего, я не понимала, что происходит и что я не увижу ее до тех пор, пока мне не исполнится девять лет.

Летели мы «Аэрофлотом» на одном из тех древних самолетов, в которых в ряд располагается пятнадцать кресел. Рядом с нами сидела русская пара. Отец весь полет проговорил с ними. До меня доносились обрывки разговоров, когда я ненадолго просыпалась, а потом вновь погружалась в сон. Он рассказывал им обо мне, теннисе и наших планах, о детской команде, о ее тренере и об академиях. Я не могла понять, почему он так разговорился. Обычно он довольно сдержан. Дозаправка самолета происходила в Шенноне, Ирландия. Я не знала куда себя деть – так много времени мне пришлось провести неподвижно, сидя на одном месте. Это был первый долгий перелет в моей жизни. Помню, как смотрела из окна на людей и машины. А потом мы оказались в Америке. В два или три часа утра. Мы прошли таможню и вышли на тротуар. Помню, каким был воздух в тот первый раз: похожим на влажную руку, полным запахов, тропическим, таким не похожим на воздух Сочи. Помню пальмы. И помню, что было очень темно. И как мы ждали. Все уже разъехались, а мы все стояли и ждали машину, которую за нами должен был прислать тренер. Наверное, мой отец был в панике. Он не говорил по-английски, никого не знал в этой стране и в одиночестве стоял в ночной темноте вместе со своей шестилетней дочерью. Но он старался казаться спокойным и, нежно положив мне руку на плечо, приговаривал: