Читать книгу "Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости. 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс"

Сосредоточившись на материалах ВОКСа, происходящих из Западной и Центральной Европы (Германии, Франции, Великобритании и, в меньшей степени, других европейских стран), а также из Соединенных Штатов, и в то же время периодически сравнивая их с материалами по неевропейским странам, я ставил перед собой задачу досконального и по возможности систематического анализа этих источников и деятельности самого породившего их учреждения.

Однако исследование достаточно быстро переросло рамки ВОКСа — неизменно среднего по уровню, а нередко и оттесняемого игрока в куда более масштабном проекте, — хотя глубокий анализ и интерпретация его судьбы остались одной из целей работы. ВОКС (и многие документы, осевшие в его архивных делах) представлял собой лишь часть огромной партийно-государственной и международной коммунистической системы, сформированной в начале 1920-х годов для работы по линии культурной дипломатии, международной пропаганды и попыток влияния на западное общественное мнение[1]. В данной книге также используются архивные материалы ряда других учреждений: Комиссии по внешним сношениям Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС), отвечавшей за работу с иностранными рабочими делегациями и длительно проживавшими в СССР зарубежными специалистами; Отдела агитации и пропаганды (Агитпропа) Коминтерна; «Интуриста» (советского агентства по иностранному туризму, основанного в 1929 году) и Иностранной комиссии Союза писателей СССР.

В работах о советской международной политике фактор «Сталин» очень часто выступает своего рода кодом всей советской системы. Однако рассматривая эту эволюционировавшую систему, так сказать, в срединном разрезе, мы достигнем более глубокого и детального понимания также и других уровней, начиная от рядовых гидов-переводчиков и вплоть до высшего руководства. В то же время, поскольку в данном случае порожденные различными учреждениями источники являются в высшей степени политическими документами, их изучение помогает постигнуть механизмы советских практик, межкультурного восприятия, истоки верных догадок и ошибочных представлений ключевых наблюдателей событий и их европейских и американских собеседников{14}. Новые архивные сокровища стали окном в мир политической и институциональной истории, однако в этой книге они прочитываются также и как культурные свидетельства о приеме иностранцев в СССР и о том влиянии, которое такие встречи оказывали не только на визитеров, но и на самих хозяев.

Список гостей советского эксперимента — это настоящее «Кто есть кто» международного левого движения и интеллектуалов межвоенной эпохи. В данной книге представлена целая серия биографических исследований, сформированная по селективному принципу: условием отбора было обнаружение новых источников по данному визиту или визитеру, дающих возможность по-новому взглянуть на взаимодействие СССР и Запада. «Парад гостей» состоял из педагогов, ученых, инженеров, деятелей искусства и мыслителей всевозможных политических мастей, и многие из них неоднократно появляются на страницах этой книги. Однако особое значение, и прежде всего в 1930-е годы, придавалось визитам литераторов, что отражало гипертрофированную роль писателя и печатного слова в советской культуре. Так же как литература и Союз писателей СССР преобладали в развитии сталинистской культуры, так и среди «друзей Советского Союза» (как называли тогда наиболее выдающихся иностранных попутчиков) доминировали литераторы. Поскольку множество измерений «дружбы» (и ее гораздо чаще исследуемого и тесно связанного с ней антагониста — вражды) являются ключом ко всему многообразию отношений между иностранными гостями и советской системой, в книге особое внимание уделяется избранному клубу «друзей». Это, в частности, Теодор Драйзер, Ромен Роллан, Бернард Шоу, Сидней и Беатрис Вебб, Андре Жид и Лион Фейхтвангер. Литературные организации, кроме того, играли большую роль в антифашистской культуре — на этой центральной в эпоху Народного фронта арене борьбы, которую СССР вел, стремясь к господству и гегемонии (и тем самым к решающему превосходству) в сфере культуры.

Большинство важных представителей Запада, рассматриваемых в этой книге, не коммунисты, хотя в ней анализируются также ключевые моменты жизни и деятельности таких коммунистов-интеллектуалов, как Анри Барбюс или Георг (Дьёрдь) Лукач. Некоторые специалисты в области точных или гуманитарных наук, например выдающийся немецкий историк и знаток России Отто Хётч, выступают на этих страницах в роли проводников по истории ВОКСа и его партнерских организаций за границей, тогда как германские «национал-большевики» появляются в контексте малоизвестной программы культурного рекрутирования германских правых со стороны СССР. Другие персонажи выводятся на сцену для того, чтобы проиллюстрировать особые темы. Так, афроамериканский певец Поль Робсон рассматривается через призму его эмоциональной самоидентификации с «социалистической родиной», что было для него решением расовых и национальных проблем. Хотя многих важных визитеров пришлось исключить из повествования, их общее число столь велико, что ряд знаменитостей — таких, как Вальтер Беньямин, Джон Мейнард Кейнс, будущий министр культуры Чехословакии Зденек Неедлы, — все-таки совершают свои выходы в эпизодах.

С советской стороны состав участвующих в повествовании героев включает группу выдающихся большевистских интеллектуалов и архитекторов советской культурной дипломатии, которых, несмотря на их разнородность, я объединяю под рубрикой «сталинисты-западники». Это были люди, владевшие европейскими языками, прожившие значительное время за границей, знатоки и ценители европейской и американской культуры и политической жизни — того, с чем многие из них познакомились в эмиграции. Все они были вхожи в западный мир и нередко, каждый на свой лад, восхищались им, исходя из собственных зарубежных впечатлений{15}. Термин «сталинисты-западники» не предполагает, что они, как некоторые классические западники XIX века, выступали за то, чтобы Россия следовала в своем развитии за Европой (даже и в XIX веке западники далеко не всегда были столь категоричны). Не годится это обозначение и для ряда лидеров советской культурной дипломатии периода нэпа, таких как Ольга Каменева (первый председатель ВОКСа, жена члена Политбюро Льва Каменева и сестра Льва Троцкого), которая ни в каком смысле не являлась сталинисткой, пусть даже многие введенные ею методы работы надолго пережили ее отставку. Напротив, преемник Каменевой на председательском месте в эпоху Народного фронта Александр Аросев был с самого начала сторонником сталинского крыла большевистской партии. Тем не менее он всегда оставался приниженной фигурой в политической и культурной жизни, хотя и имел большие амбиции.

Иными словами, термин «сталинисты-западники» не призван дать этим деятелям обобщающую политическую характеристику. Скорее он должен отражать то, что начиная с конца 1920-х годов ведущие чиновники и интеллектуалы, вовлеченные в работу по приему западных гостей, приспособились к сталинской эпохе, а многие внесли прямой вклад в формирование сталинской системы 1930-х годов. Максима Горького, возможно, следует считать самым выдающимся архитектором сталинизма в культуре, но фигура эта совсем не простая, далеко не беспроблемная. Среди других представленных здесь деятелей нужно особо отметить двоих, чудом уцелевших в годы террора и переживших самого Сталина, чтобы выдвинуться на первый план, когда СССР стал вновь открываться внешнему миру в период оттепели, — Илью Эренбурга и дипломата, посла в Великобритании Ивана Майского. Большинство остальных, включая председателя Иностранной комиссии Союза писателей СССР Михаила Кольцова, не пережили репрессий 1930-х годов. Ключевые игроки советской культурной дипломатии при изложении событий нередко предстают в компании множества гораздо менее известных гидов, переводчиков, дипломатов и аналитиков, часто решавшихся иметь собственное мнение, даже если они работали в тесных рамках идеологической ортодоксии и в политической скороварке советской культурной революции.