Читать книгу "Пёс, который изменил мой взгляд на мир. Приключения и счастливая судьба пса Наузада - Пен Фартинг"

Жара свыше ста градусов по Фаренгейту (38 °C) для этих мест не была редкостью, афганское солнце в середине дня палило безжалостно. Цитируя Робби Уильямса из фильма «Доброе утро, Вьетнам», я бы сказал, что было «жарко, чертовски жарко, да просто жарко, как в печке». Стоило прогуляться по Бастиону в рубашке, и подмышки уже были мокры от пота, так что я боялся даже вообразить, каково будет бегать по пустыне в полной выкладке. Ладно, сказал я себе, по крайней мере, можно не беспокоиться, что я тут растолстею.

Помимо жары, больше всего в Афганистане нам поначалу досаждала пыль: она была повсюду, в буквальном смысле повсюду. Она проникала в спальники, липла к рукам, забиралась под ногти, проникала в еду, питье и, что особенно неприятно, под шлемы.

За те несколько дней, что мы провели в Бастионе, пыль стала главным раздражителем в повседневной жизни. Мне не пришлось говорить своим парням, чтобы они не забывали чистить оружие ежедневно, они делали это без напоминания. Но стоило высунуться из палаток наружу, вся работа шла насмарку. За считаные секунды ветерок наносил на очищенный металл тончайший слой пыли, который налипал на ружейное масло, превращаясь в суперклей.

Еще хуже стало, когда мы начали выбираться на открытую местность для тренировок. Облака пыли неслись к нам по пустыне, набирая скорость, как чудовищные приливные волны. По возвращении в лагерь мы все, как один, напоминали посетителей салона красоты с грязевыми масками на лицах, вот только здесь за это удовольствие не надо было платить косметологу. Единственное, куда пыль не пробиралась, были защитные очки.

За все это время у нас выдался лишь один свободный вечер, и я провел его, любуясь закатом с крыши одного из наблюдательных постов по периметру лагеря. Погруженный в свои мысли, я отследил взглядом подлетавший к базе боевой вертолет СН47, который заходил с востока, а затем, сделав разворот прямо на фоне заходящего солнца, направился прямиком к посадочной площадке рядом с полевым госпиталем, минуя основной аэродром. Это означало, что привезли раненых. Сцена была прямо как из военных фильмов, которые я любил смотреть в детстве.

Если кто из нас и надеялся поначалу на то, что в Кэмп Бастионе удастся удобно устроиться, этим мечтам вскоре пришел конец. Из шести месяцев, которые нам предстояло провести в Афганистане, на палаточный городок отводилось от силы четыре недели. Все остальное время нас ожидал «настоящий Афганистан», а это уже совсем другое место.

Нам дали всего пару дней на акклиматизацию, а потом перебросили в маленький торговый городок под названием Гиришк, где надежды на сравнительно мирную командировку развеялись как дым. Первый же патруль вступил в перестрелку с талибами.

Через старые кварталы Гиришка мы прошли для встречи с национальной полицией Афганистана (НПА), стоявшей на охране большой дамбы, возведенной китайцами. Это был важный стратегический объект в регионе. В какой-то момент, когда мы говорили с полицейскими, они указали нам на группу людей, видневшихся на холме по соседству. Они сказали нам, что это талибы, но вмешиваться мы не могли, поэтому стрелять никто не стал. Однако, когда мы направились через город обратно, талибы принялись палить из минометов и из стрелкового оружия как по нам, так и по афганцам. Нам ничего не оставалось, кроме как вступить в бой. Пара ракет, выпущенных с истребителя «Харриер», который был вызван нам в помощь, положили бою конец. Для многих из нас момент отрезвления наступил именно тогда: мы осознали, что тренировки подошли к концу, и мы действительно находимся в боевой ситуации.

Мы патрулировали окрестности дамбы две недели, после чего нас отправили обратно в Бастион для подготовки к переброске в Наузад, где нам предстояло провести по меньшей мере два месяца. Утверждалось, что здесь безопасно. Именно на этой «безопасной» базе я сейчас и наблюдал из-за мешков с песком – не прилетит ли в нас очередной реактивный снаряд.

Я как раз собирался пообедать безвкусными пайковыми сухарями и загадочно пахнущей массой из консервной банки с этикеткой «мясной фарш», когда пришел вызов по рации. Меня ожидали в комнате совещаний, где мы обустроили свой штаб. Поскольку за последние пару дней мой обед ничем не отличался от сегодняшнего, я был рад поводу засунуть сухари обратно в зеленую упаковку. Трусцой добежав до штаба, я просунул голову в дверь.

– Звали, босс? – Оглядевшись, я обнаружил в комнате четырех человек. Для тесного помещения даже этого было слишком много.

Как выяснилось, босс – он же командир нашего подразделения – оживленно переговаривался с кем-то по рации.

Связист махнул мне рукой, я помахал в ответ. За это время босс закончил говорить.

– Сдается мне, сержант, это по вашей части. С холма сообщили, что НПАшники вышли за ворота. Во-первых, я им не давал на это разрешения, а во-вторых, они третируют какую-то псину. – Он знал о моей любви к собакам, поскольку сам неоднократно перешагивал через Физз по пути в спортзал, на нашей базе в Плимуте. – В общем, разберитесь, в чем дело, верните их обратно, и все это подипломатичнее как-нибудь.

– Нет проблем, босс, уже иду.

Я торопливо нацепил на себя амуницию, поскольку без полной защиты наружу выходить запрещалось, даже ненадолго, и поскольку в одиночку я пойти не мог, то помимо Хатча прихватил еще Дэйва – второго нашего бывалого капрала.

Дэйв дослужился до этого звания как раз перед отправкой в Афганистан, после окончания командных курсов для младшего состава. Он обожал свою работу. И самое приятное – по крайней мере, по его словам, – было оттрубить весь день на службе, а потом отправиться по барам развлекаться с красотками. Правда, другие парни утверждали, что навыки флирта у Дэйва оставляют желать лучшего. Из наших разговоров я знал, что Дэйв, как и я, вырос среди собак и очень их любит.

Пока мы собирались, я в двух словах описал ситуацию, после чего мы направились к западным воротам. В левом ухе у меня теперь был вставлен наушник, и я мог слушать встревоженные переговоры между дозорным с холма и дежурным в главном здании.

– База, это Холм. Парни говорят, что местные скоро умучают псину до смерти. Что нам делать? Прием.

– Холм, говорит База. Ничего не предпринимайте, 2 °C уже выдвинулся в этом направлении, следите за ним.

2 °C – произносится как «два нуля чарли» – был мой позывной.

– Холм – Базе. Вас понял. Надеюсь, он им врежет как следует. Конец связи.

Я предупредил Хатча и Дэйва, что холм бдит, но на выходе с базы мы все равно прикрывали друг друга максимально тщательно. Хатч опустился на одно колено за глинобитной стеной на углу проулка, который вел к воротам, а мы с Дэйвом сделали стремительную перебежку по открытой местности. Затем Дэйв залег в самой удобной позиции для стрельбы, Хатч нас нагнал, и с ним вместе мы переместились на новую точку.

За два квартала было слышно, как где-то впереди лает очень обозленный пес.

Никакого плана действий у меня не было.

Местная полиция была призвана правительством Карзая вернуть Афганистан к стабильности, но, скажем прямо, они получали сущие гроши и минимум подготовки. К тому же у местных жителей они не пользовались особой любовью. Защиты ради, полицейские прятались у нас на базе, что вызывало недовольство горожан. Мы постоянно слышали жалобы на то, что полиция вымогает у местных еду и деньги, но до сих пор не получили этому доказательств.