Читать книгу "У подножья Эдельвейса - Элис Маккинли"

Только в горах можно было найти ее. В вечных, неизменных, молчаливых горах… Морозно-ледяное небо над ними, и солнце, каждое утро неслышно поднимающееся по хрустально-прозрачному своду. Джон так привык к тишине и к окружающему пейзажу, вселяющему в душу покой, что уже не представлял себе, как жил до этого в другом месте. Синий, огненный и ослепительно-белый – три цвета отныне определяли его существование. Лишь раз в год эту гармонию нарушал алый. Цвет любви и скорби. Цвет печали и памяти об утраченном.

Розы лежали на снегу, словно пришелицы из другого мира, и было немного жалко их. Еще недавно Джон холил и лелеял эти цветы на подоконнике в своей хижине, а теперь они распластались здесь, раскинув в стороны зеленые ветви-руки, словно две жертвы, принесенные на заклание какому-то страшному, жаждущему крови и страдания богу. Их красота быстро увядала во власти холода.

Джону было больно на это смотреть, и он отвернулся. На ослепительно-белом снегу, еще рыхлом после сошедшей в ночь лавины, ему на глаза попался какой-то продолговатый предмет. Черный или темно-синий. В глазах несколько рябило от яркого солнечного света, и сразу понять, что это, было трудно. А подходить ближе не хотелось: в ботинки уже и так набилось много снега. Но в голове мелькнула тревожная мысль: вдруг это человек? И нельзя сказать, чтобы она не имела под собой оснований. На Эдельвейсе редко можно увидеть посторонние предметы, разве что лавина «вывернула» какую-нибудь древность на поверхность.

И Джон пошел. Чем ближе он подходил, тем яснее становилось, что его опасения имеют все шансы подтвердиться. Наконец он увидел, правда не человека, а страховочный ремень и снаряжение, которым не успели воспользоваться. Джон понял это сразу. Все было почти новое, купленное не позднее чем месяц назад.

Он почувствовал, как задрожали руки. Лихорадочно сжалось сердце: еще один или одна. Чей-нибудь ребенок, мать или отец, а может, сестра… Но где? Где искать? Джон беспомощно озирался по сторонам. А вдруг еще жив или жива? Но кругом было белым-бело. Взгляд искал, искал и не находил, за что бы зацепиться. Снег, один только снег.

По опыту Джон знал, что лавина чем-то похожа на гигантскую морскую волну и так же непредсказуема. Нельзя сказать наверняка, куда она выкинет тот или иной предмет. Иногда тело человека находили в нескольких километрах от сорванной с него куртки или ремня. Но искать несчастного без специального оборудования – пустая трата времени. Ехать в город? Дорогу завалило, а пешком, даже если кинуться прямо сейчас, не заходя домой, доберешься дня через четыре, да еще не факт, что доберешься после такой лавины и снегопада. И Джон впервые за все время своего отшельничества пожалел, что не держит телефона. Сейчас бы вызвать спасателей!

А время бежало. Лавина сошла ночью, значит, человек, если он еще жив, находится под снегом уже несколько часов.

Джон начал злиться на себя за собственное бездействие. Теперь горный пейзаж, лишь недавно вселявший в душу покой, стал раздражать его своей безучастностью. Он был равнодушен, он молчал, он ничего не предпринимал, и человеческая жизнь для него ничего не значила, как не значили и две розы, пламенеющие на снегу. Горы укрыли белым саваном какое-то живое существо и забыли о нем, едва солнце нового дня поднялось над ними.

Джон посмотрел вверх. Эдельвейс, скинувший снег, пылал на фоне синего неба словно огромный костер. Блики то сливались в одно целое, то дробились осколками света, проникающего, казалось, в самое сердце льдов. И снова эта тишина кругом. Только неестественно яркое горение красок и тишина, которая будто шепчет: успокойся, забудь и уходи. Стоит ли жизнь человеческая хоть одного мгновения нашего вечного покоя? Суета сует.

Но Джона переполняли иные настроения, ему хотелось действовать. Прямо сейчас, словно вопреки, назло этим горам. Их холодному сиянию, будь оно проклято! Некая умозрительная солидарность всех людей, противостоящих силам природы, вдохновила, придала ему сил. Мысль заработала сама собой живо, энергично, по правильным логическим схемам.

Так, надо осмотреть пояс, может, это что-нибудь и даст. Джон нагнулся и стал разглядывать матерчатый ремень с железными креплениями на резьбе. Как ни странно, но лавина почти не тронула снаряжения, все осталось на месте, перепутанное, скрученное, но целое. И еще один факт показался Джону необычным. Он много раз ходил в горы и точно знал, что уж пояс снять с себя может только сам альпинист, просто взять и отцепиться он не может. Крепление, конечно, с секретом. Оно должно быстро освобождать человека от лишней тяжести в экстремальной ситуации и сделано таким образом, что легко отсоединяется. Но в том-то и фокус: пояс надо уметь отстегнуть.

Джон стал рассматривать крепление, ведь не исключено, что и железо могло сломаться. Но нет, все было в исправности. А отсюда следовал вывод, что, вероятнее всего, человек сам бросил снаряжение. Зачем? Тут и думать нечего: чтобы не мешало бежать. От чего? Понятно от чего, от лавины. Правда, это все равно что от поезда бежать по рельсам.

Джон нервно вертел в руках крепление. Разум уже нашел какую-то зацепку, но пока еще ее не вычленил. Что-то было не так.

Итак, еще раз. Снаряжение почти не тронуто, им не воспользовались. Значит, человек еще только шел к горе. Или с горы? Нет, на Эдельвейс специально поднимаются ночью, чтобы встретить рассвет. Да и кто станет спускаться ночью? Любой нормальный подождет утра. Получается, человек шел к горе, услышал гул и, сбросив лишнее, побежал. Стоп! Куда можно бежать от лавины? Просто в панике куда-нибудь? Нет, то, что пояс оставили, указывает на осмысленность действий: в панике человек просто кинулся бы наобум и запутался бы в амуниции. А раз хватило ума освободиться, значит, могло хватить его и на что-нибудь еще.

Но на что? Оставалось лишь попробовать на себе. Джон повернулся спиной к горе и побежал. Разумеется, воспроизвести весь ужас смертельной гонки было невозможно, но хотя бы что-то. Снег не давал вытаскивать ноги, голова шла кругом, было жарко, а ведь вчера еще белая мошкара сыпалась с неба и слепила глаза. Джон часто-часто заморгал, чтобы воссоздать ситуацию еще и зрительно. Хотя, конечно, ночь и день все равно не сравнить. Итак, куда?

И тут Джон не столько увидел, сколько вспомнил, что белое плато, на котором он находится, ведет к отвесному обрыву, под которым расположено несколько небольших площадок, спускающихся к подножию горы наподобие гигант-ской лестницы. Низвергаясь в пропасть, лавина, а точнее ее часть, направленная непосредственно в эту сторону, по инерции должна описывать некоторую дугу. А это означало, что на площадки может попасть не так уж много снега.

Джон остановился. Пожалуй, это единственный способ выжить. Если, «приземлившись», не свернешь себе шею, то, возможно, даже останешься в сознании. Хотя высоковато, конечно. Но в такой ситуации уж лучше прыгнуть в пропасть, надеясь выжить, чем остаться стоять перед лавиной в надежде, что ближе к лету тело найдут и похоронят.

Прихватив снаряжение, Джон побежал к краю обрыва. Спуск не занял много времени – сказалась прежняя подготовка. Тело ничего не забыло и выполняло все движения более или менее точно. Да и высота была всего каких-нибудь метров шесть, а может, и меньше.