Читать книгу "Горная база - Сергей Скрипник"

«В тысяча восемьсот восьмидесятом году у Мейванда афганцы разгромили английскую бригаду Берроуза. Этой победой закончилась вторая англо-афганская война. Эта карта самого Берроуза хранится у нас, она — семейная реликвия. На ней стоит подпись Берроуза, утверждавшего план кампании. Она стоит не меньше тонны опиума. Но опиум — портящийся растительный продукт. А ценность этого год от года растет. И кто знает, насколько потянет карта Берроуза на аукционе Сотбис! А можно и без Сотбис. Наверняка у знатного англичанина остались сентиментальные потомки. А ты говоришь, уважаемый Илья, журавль! Проводите расчистку в предгорье Нуристана, взрываете мост, трофеи — дяде, вам — Берроуз. А вторая часть марлезонского балета — как хотите».

Была та минута, когда Илья Дрепт почувствовал себя простаком, забредшим на лохотрон. Аркашечка — зазывающий, а Хафизулла — передергивающий карты. Надо было собраться с мыслями и для этого выиграть время. Он приблизил к глазам фотокопию и, сощурившись, рассматривал ее сантиметр за сантиметром. Потом небрежно бросил Аркадию:

«Липа! Подделка! Закажи еще чаю и погорячей, — попросил он Аркадия. И когда тот с собачьей радостью в глазах — прощен! — бросился к духанщику, сказал изменившемуся в лице Хафизулле: — На настоящей карте Берроуза надписи сделаны не с наклоном влево, а вправо. Настоящую карту мне видеть не приходилось, но совершенно точную ее копию — в институте востоковедения Академии наук. Так что, Хафизулла, пусть ваша «реликвия» остается в семье. Главное ведь в том, что афганцы выиграли у Берроуза…»

«Это неправда! — сорвался на визг афганец, чем немало удивил своего благообразного дядю. — У меня есть заключение экспертов. И печать Берроуза, и его подпись подлинны!»

«Что-то я не вижу здесь, — снова приблизил к глазам фотокопию и сощурился Дрепт, — ни подписи, ни печати».

В таком уменьшении их мудрено было увидеть даже через мощную лупу.

«Ага, — обрадовался Хафизулла, — вот ты себя и выдал, шурави. Они на оборотной стороне карты. Ты меня разыгрываешь! Ты не видел в Академии копии».

«Уважаемый Хафизулла, я могу быть с тобой откровенным? — проникновенно спросил Дрепт и оглянулся по сторонам. — Я не только не видел копии карты Берроуза, я и в Академии наук ни разу в своей жизни не был. Вся жизнь военного человека — гарнизон, жесткая походная койка, мечта о женской ласке. Что тут говорить?»

«Ты смеешься над Хафизуллой, Илья». — Афганец шутливо погрозил пальцем.

С улицы раздался шум моторов, гвалт голосов, прозвучала автоматная очередь. В духан влетел мальчишка-афганец лет четырнадцати, сжимая в руке винтовку-раритет времен первой англо-афганской войны. Рука Ильи машинально потянулась к пистолету. Хафизулла жестом остановил его, и они с дядей, обмениваясь на ходу взволнованной речью, заспешили к выходу. Через минуту Хафизулла вернулся за Ильей и Аркадием. У входа в духан шла разборка. Улочка с двух сторон была перекрыта армейскими грузовиками, и спешившиеся с них царандоевцы наставили автоматы на микроавтобус «тойота», припарковавшийся к дукану. В ответ «тойота» ощетинилась стволами допотопных «буров». К мушкетам приникло десять четырнадцатилетних мальцов. Эти бачаи, по-видимому, были свитой благообразного дядюшки Хафизуллы. Их лица дышали отчаянной отвагой, и стоило командиру прибывших царандоевцев пойти дальше предупредительного выстрела в воздух, началась бы перестрелка, после которой мальчишек собирали бы по кусочкам.

Периферийным зрением Дрепт увидел, как несколько царандоевцев направили автоматы на них, только что вышедших из дукана. Чему-то они все-таки научились, подумал он. И сделал то, что почему-то действовало на красивых, но глупых афганских борзых и их хозяев безотказно: пронзительно свистнул в два пальца. Русская диковинка его ни разу не подводила. Услышав как бы пароль, старший царандоевец отдал своим приказ, оружия они не отпустили, но первыми не выстрелят. Дрепт с Хафизуллой направились переговорить со старшим, пошли в ход служебные удостоверения обоих. Оказалось, афганец трудится в Министерстве иностранных дел. Договорились, что бачаи сдают «буры», сопровождающий царандой возвращает их на выезде из города. Милицейский командир счел, что одного грузовика сопровождения будет вполне достаточно и хмуро наблюдал, точно чего-то ожидая, как бачаи помогает забраться в микроавтобус своему саибу. Прощаясь, благообразный дядюшка дал племяннику поцеловать свои руки, кивнул шурави, но прежде, чем эта колонна тронулась, из «тойоты» выскочил мальчишка с бутылкой «Столичной» в каждой руке и подбежал к старшему царандоевцу, и тот, не переставая хмуриться, барственно кивнул на землю. Мальчишка поставил бутылки к его ногам. С почтительностью творящего жертвоприношение.

«Как тебе нравится этот человечишка?» — хохотнул Аркадий.

Человечишка Дрепту нравился. Когда с этой войной для него будет покончено, он поступит на юридический, а параллельно, для души, займется изучением психологии средних взяточников. Средние взяточники — особый народ. Их никогда и нигде недооценивали за исключением Китая и гитлеровской Германии, где просто боролись как с тараканами — выводили физически. Этот старший царандоевец, осчастлививший декханина взяткой, был похож на бригадира из молдавского села Трушены, откуда родом Дрепт. Похож как родной брат. Те же короткие, всегда лоснящиеся черные усики, наливные, свекловичной спелости щеки. Та же чуть ли не философская готовность к мздоимству в любом его виде. Если бы нуристанский саиб предложил афганскому взяточнику вместо двух бутылок водки двух бачаев, тот бы бровью не повел. Отличительная черта взяточников всех времен и народов — абсолютная, страстная, всепоглощающая преданность взятке. Старые партийцы так гордятся общественным строем, бабушки — внуками, а однолюбы носятся со своей женщиной.

Страшен этот народ не муравьиной кучностью и неутомимостью, а тем, что он — вид, а все остальные негодяи — его подвиды. В коллекции психолога-практика Дрепта было много молдавских бригадиров Штефанов Ильичей и афганских царандоевцев Махмудов, но одна особь поражала размерами. Родной, советский, коллега из группы «Экран» Валерий Адчиков. Такие обычно до службы «бомбят» на улицах ровесников послабее, пока не попадут в колонию. Этот проскочил и сделал какую-никакую карьеру. Группа «Экран» несла ответственность за марксистко-ленинскую подготовку спецназовцев и наведывалась на базы, когда ребята, еле волоча ноги, возвращались с «войн». Им бы привести себя в порядок и отоспаться, а тут недремлющее око Валерия Адчикова: «А где конспекты «Апрельских тезисов»?» Замполиты, боясь связываться с инквизитором, берегли на случай его приезда трофейный антиквариат — старинное оружие, украшения. Об этой его слабости знала чуть ли не вся 40-ая армия. И терпела. Потому что свои слабости были и у вышестоящих, но их статус не позволял им напрямую шмонать замполитов, это делал за них Валера. Мысленно перебирая свою коллекцию, Дрепт жалеет, что она воображаемая, и насекомых нельзя посадить на булавки. Не жалеет он только о том, что пути его и Адчикова ни разу не пересеклись. Как ни дрессировали его в спецназе, а на карте его бытия оставались белые пятна, когда он собой не владел. И он их боялся. Сейчас ему напомнил об этом старший царандоевец, и Дрепт представил себе, чтобы поднялось в политуправлении, подойди он к нему и съезди по морде.