Читать книгу "Германский офицерский корпус в обществе и государстве. 1650-1945 - Карл Деметр"

Но, когда наполеоновские войны закончились, старая гвардия снова вступила в спор как по убеждению, так и ради собственных корыстных интересов. Консервативная идея класса-государства нашла своего выразителя в лице бранденбургского аристократа Фридриха Августа фон Марвица. Это был исключительно способный человек, наделенный острым умом и пылким темпераментом. Он получил прекрасное воспитание и в совершенстве владел ораторским даром – словом, личность незаурядная, подобно которой не было среди бранденбургской аристократии ни до, ни после него.

Интересно проследить, как подобный человек – достойный представитель своего класса – оценивал ситуацию, сложившуюся спустя тридцать лет после Йены. Вот что он писал в своих воспоминаниях:

«Стали известны такие вопиющие факты пренебрежения своим долгом, что можно подумать, будто армия представляла собой сборище трусов, предателей и идиотов, в то время как на самом деле те, кто предстал в таком виде, были просто невежественными, злобными, офранцузившимися стихоплетами.

Однако не стоит забывать, что:

а) основной изъян был на самом верху, и поэтому все проявления мужества, преданности и самопожертвования, имевшие место внизу, не оказали влияния на исход в целом, в то время как все дурное получило широкую огласку и принесло ужасные плоды;

б) все командиры, покрывшие в 1813 году и последовавших за ним годах славой имя Пруссии, одержавшие много славных побед над врагом и дважды входившие в его столицу как победители, в 1806 году уже были офицерами прусской армии и в большинстве случаев занимали командные должности. Среди них было шестьдесят командиров армейских корпусов, дивизий и бригад и более 100 командиров полков, чья служба началась еще до 1806 года. Лишь 10 из 300 командиров батальонов и лишь 100 из 2000 командиров рот и эскадронов были назначены на свои посты после 1806-го. Если одни и те же люди добиваются одних результатов в 1806 году и совершенно противоположных в 1813-м, возможно, причина тому не в самих офицерах, а в решениях, принимаемых на более высоком уровне, – в уставе, в экипировке, в обстоятельствах, но главным образом – в Божьей на то воле».

То, что самое слабое место было наверху, вне всякого сомнения. Тем не менее часть командиров крепостей были некомпетентны и слишком стары для своих должностей, и этот факт ни в коей мере не опровергается аргументами Марвица. Как установили военные историки, действительно, 4000 из почти 7000 офицеров, служивших в прусской армии в 1806 году, принимали участие в последовавшей войне за освобождение и внесли свой вклад в трудную победу, но с другой стороны, офицеры 1813 года были в значительной степени новым поколением. Важно не то, что 4000 офицеров по-прежнему оставались в армии, а какие посты они занимали. Было проведено существенное сокращение армии, позволившее безболезненно уволить престарелых генералов и старших офицеров, от которых не было никакого проку. Те, которые пришли на их место, зачастую были очень молоды. Те, которые в 1806 году были младшими офицерами, в 1813 году командовали батальонами и целыми полками – факт, доказывающий, что в 1806 году многие офицеры действительно были уже в преклонном возрасте, и это привело к катастрофическим последствиям.

Однако мы должны соотносить это конкретное явление с более общими принципами, которые лежат в его основе, а именно: слишком много внимания уделялось форме и слишком мало – материальным требованиям. Если говорить точнее, в армии преобладала безрассудная привязанность к старым формам, которые были сформированы совсем другими обстоятельствами и потребностями, но теперь стали полностью непригодными. Это относится не только к тактике ведения войны, но также и к вопросу, который мы здесь рассматриваем: как происходил набор офицеров и их повышение по службе. В борьбе не на жизнь, а на смерть, которую навязала Пруссии революционная армия Наполеона, наличие в войсках синекур вело к фатальным последствиям. Но система синекур была прямым следствием того, что верховные должности в армии отдавались дворянству в пожизненное пользование. Возможно, авторитет короля, если использовать его разумно, мог предотвратить отдельные злоупотребления, но они коренились в системе, как таковой, и с поражением армии эта система неминуемо должна была рухнуть. Неизбежность подобного конца становилась все более очевидной в связи с тем, что в Германии, как и в других странах, в последние несколько десятилетий старая система вошла в противоречие с новыми социальными, политическими, философскими и образовательными веяниями, типичными представителями которых можно считать Вольтера и Руссо, а практическим воплощением – Французскую революцию.

В Германии, как и во Франции, основной чертой нового духа времени было стремление восстановить изначальную «простоту» во всем, что касалось общественной и частной жизни. Это вызывало враждебность по отношению к старому феодальному общественному порядку, поскольку последний рассматривался как искусственное образование, порожденное эгоизмом правящих классов. Дворянство и его социальный заповедник – офицерство – стали объектом ожесточенных нападок. Здесь не представляется возможным рассматривать подобного рода труды с точки зрения исторической социологии. Позволю себе только привести суждение благожелательного военного историка (и старшего офицера), высказанное в конце XIX века: «Состав офицерского корпуса (1806), вне всякого сомнения, демонстрировал тенденцию, неприемлемую с точки зрения социальных представлений, принятых к тому времени в цивилизованном мире. Она требовала изоляции и окостенения во имя традиции и приводила к тому, что силы страны распылялись. Но причины подобной ситуации следует искать не в самом офицерском корпусе или в отдельных его представителях, а в верховной власти: исправить положение не мог никто, кроме нее. Изоляция офицерского корпуса и порожденная ею взаимная неприязнь между офицерством и обществом не приносила ничего, кроме вреда».

После катастрофы высшая власть приняла меры. 25 июля 1807 года король учредил комиссию по реорганизации армии. В этой важной комиссии вначале было больше консерваторов, чем реформаторов, но король своей рукой набросал направление ее деятельности. Этот документ состоял из девятнадцати пунктов. Пункт 5 непосредственно касался социального состава офицерского корпуса. В нем король писал: «Не следует ли произвести изменения относительно приема буржуазии и принимать ее в большем количестве?» Это единственное предложение, этот раздумчивый вопрос, заданный с легким оттенком нежелания, запустил масштабный процесс и в действительности открыл новую главу в истории прусского офицерского корпуса – и, конечно, в истории Германии.

Первый проект отчета, представленный комиссии, был подготовлен противником реформ подполковником фон Лоттумом, и он дал на заданный в пятом пункте вопрос следующий ответ: опыт других германских государств показал, что допущение в армию офицеров буржуазного происхождения не сулит ей никаких выгод. Но если считается, что такой шаг привлечет на сторону армии многих влиятельных граждан (что весьма вероятно), то это достаточное основание для подобной рекомендации. Но в таком случае следует принимать лишь представителей респектабельных и культурных буржуазных семейств, чтобы их связи не оказались несовместимы с их будущим социальным положением. Сходная точка зрения была высказана подполковником фон Борштелем в его докладной записке от 20 сентября 1807 года. Тот факт, что прусское офицерство в целом поддерживало идею о предоставлении армейских должностей выходцам из буржуазных семей, находит свое подтверждение в тексте докладной записки, поданной комиссией, и в открытом признании Бойена. Но с точки зрения Лоттума, поддержанной Борштелем и многими другими, предоставление должностей буржуазии должно было быть ограничено строгими рамками, что гарантировало бы преобладание в армии представителей беднейшего прусского дворянства. Слова, сказанные Фридрихом Майнеке о Борштеле, можно с тем же успехом отнести к Лоттуму и тем, кто придерживался подобного образа мыслей: «Крепкий ствол его аристократических и военных убеждений теперь предстояло украсить либеральными гирляндами».