Читать книгу "Хотел ли Гитлер войны. Беседы с Отто Штрассером - Дуглас Рид"

Обитатели этих мест были благочестивыми католиками, и Штрассеры не отличались в этом от всех. Как, впрочем, и в остальном. Здесь-то и зародилось его религиозное чувство.

Третий из корней Отто Штрассера, политический, явился на свет достаточно необычно.

Политическая мысль, словно плоды на дереве, традиционно «процветает» во Франконии, которая дала Германии больше политиков, чем любая другая немецкая земля. Среди них – Штейн, Меттерних, барон фон Дальберг, Франц фон Зиккинген, Ульрих фон Гуттен и Флориан Гейер. Внешне отец Отто Штрассера был образцом тихого, прилежного, государственного чиновника не самого высокого ранга, служившего по судейской части. Но сердцем он был революционером и социалистом – но на христианской, не марксистской платформе.

Его ум, скрывавшийся за оболочкой рассудительного, рядового обывателя, был недоволен тем, что видели его глаза. Ему не нравились все эти придворные, вся эта роскошь, а потому он написал и анонимно напечатал (как и должен поступать госслужащий, если он хочет выразить свои мысли) книжку под названием Der Neue Weg (Новый путь), в которой изложил свои политические идеи в отношении Новой Германии. В то время, да и долгие годы после, многие немцы думали о Новой Германии. Пройдет всего несколько лет, и молодой Адольф Гитлер тоже начнет думать о ней. Книга была напечатана под псевдонимом «Пауль Вегер», хотя звали автора Петер Штрассер.

Политический зуд не давал Петеру покоя, и вскоре он пишет вторую книгу, однако тут за этим занятием его застает жена. Она была типичной супругой чиновника – со свойственным женщинам порывом она боролась за спокойное, прозаическое существование своих детей, за пенсию в конце жизни, на которую ее муж мог, как госчиновник, вполне рассчитывать, если только он будет держать язык за зубами и не рассказывать никому о своих убеждениях. В эту минуту в доме Штрассеров можно было услышать звуки легкой перебранки, однако, в конце концов, Петер Штрассер, человек мирный, отказался от своей затеи и запер рукопись в ящике стола.

И тем не менее, именно тут и появился тот политический «микроб», который, несмотря на все противостояние Hausfrau[8], некоторое время спустя обнаружился в крови сыновей Петера. Точно такой же спор состоялся позднее и в жизни Отто Штрассера. Он привел к разводу с первой женой (сегодня он женат уже в третий раз). Однако, в отличие от отца, Отто Штрассер вышел победителем в этом домашнем споре, решив скорее расстаться с супругой, нежели поступиться своими политическими убеждениями. Он был непоколебимым революционером и социалистом, а его отец – разочарованным революционером и социалистом. Именно поэтому впоследствии отец всегда принимал сторону Отто во всех спорах.

Я написал здесь обо всем этом потому, что подобные детали помогают нам понять Отто Штрассера сегодняшнего: родная Южная Германия, религиозное воспитание, унаследованный интерес к политической проблематике.

Остальное – до тех пор, пока в воздухе не запахло порохом – к делу не относится. Почти. Школу он закончил в 1913 году, и поскольку отец не мог позволить себе платить денег за учебу (а он уже платил за учебу Грегора в университете и Пауля в гимназии), то Отто поступил учеником на текстильную фабрику.

«Это был ужасный год, – вспоминает он, – шесть месяцев при бухгалтерии и шесть месяцев в цехах». В первые полгода он научился только наполнять чернильницы (печатные машинки еще не добрались до этой фабрики), переписывать письма, приносить еду клеркам и рабочим в 10 утра и гасить штемпелем марки. За вторые полгода, уже будучи на фабрике, он научился лишь паковать продукцию. «Сегодня я могу упаковать товар как вам угодно… никогда не утеряю этого навыка». В сентябре 1914-го он смог продолжить обучении, – к тому моменту появились деньги, но…в воздухе уже слышались залпы орудий Первой мировой.

Отто Штрассеру было 16 лет и 10 месяцев. 2 августа 1914 года, будучи в Аугсбурге, он записался добровольцем на фронт. В этот же день то же самое сделал и Гитлер, но только в Мюнхене. Штрассер хотел попасть в легкую кавалерию – о, эти длинные шинели, тяжелые сабли, бряцанье шпор! – однако, когда его вместе с тремя сотнями других добровольцев заперли на трое суток в казарме при школе верховой езды, забыв о них, он круто поменял решение и был зачислен в Четвертый артиллерийский полк. Причем взяли его туда только на испытательный срок в шесть недель – Штрассер показался слишком хилым для этого! Однако шесть недель превратились в пять лет.

Тогда он был шестнадцатилетним юношей. И именно в эти годы сформировались его характер и личность. И хотя война закалила его любовь к родине и к своей армии, он, тем не менее, с ужасом думал о том опыте, который он получил, будучи в шкуре новобранца и молодого бойца армии имперской Германии. Его описания пережитого лишь углубляют растерянность, царящую в душе иностранца, размышляющего о двойственности немецкого характера, о существовании в одной природе одного народа двух крайних противоположностей, когда самые высокие военные и гражданские человеческие качества стоят бок о бок со звериной жестокостью.

В глубине души Штрассер был настоящим солдатом, однако он считает офицеров запаса того времени самыми отталкивающими созданиями, когда-либо встречавшимися на его пути. Из 300 человек, числившихся в его подразделении, было около 180 студентов. И эти офицеры от всей души вымещали на них свою злобу и раздражительность. Причем делалось это таким образом, что в душе Штрассера поселилось неискоренимое неприятие этого сорта людей, ныне, к слову, составляющих верхушку командования чернорубашечников.

Но дадим слово самому Штрассеру. Пусть он расскажет об этом своими устами. «Как-то субботним днем, дело было в октябре 1914 года, когда мы готовились к увольнительной в город и надели было самую лучшую форму, причем девушки уже ждали нас снаружи, к нам зашел громила сержант, выгнал нас на плац и буквально заорал: «Кто говорит по-английски или по-французски – встать справа, кто играет на пианино – слева». В то время в войну только что вступила Турция, и мы, по простоте душевной, подумали, что тех, кто может понимать команды, отдаваемые турецкими офицерами на английском или французском, отправят в Восточную армию. Поэтому большинство встало справа. Тогда этот толстяк сержант выпятил свое пузо, злобно глянул на нас и сказал: «Значит, так. Сейчас любители играть на фортепьянах отправятся скрести полы, а умники-зазнайки, которые справа, до ужина будут драить сортиры. Остальные могут идти. Разойдись!» И с тех пор я никогда не заявлял в армии о своих каких-то умениях и способностях интеллектуального плана. Я пошел в туалет, увидел, что там все забито и вообще, кругом бардак. Тогда я попросил у нашего капрала длинный кусок толстой проволоки с крючком на конце, чтобы было легче чистить сортир. Когда я чистил нужник, капрал подошел и спросил: «А что это ты делаешь?» Я по уставу ответил: «Согласно приказу, чищу туалеты». «Ах ты, хитроумная тварь… встань на колени и чисти руками, как это делают солдаты». Мне пришлось просто лечь в это дерьмо и выгребать оттуда все руками. С того дня я возненавидел этих людей, которых не пронять ничем. Сегодня они все в СС. Эсэсовский дух родился именно там и тогда».