Читать книгу "Доброй ночи, мистер Холмс! - Кэрол Нелсон Дуглас"

– Не могу, – совершенно искренне призналась я. В меня действительно больше не вмещалось – сказывалось долгое недоедание. – А как вы узнали, что я весь день провела на улице?

– Ранним утром прошел дождь, – взгляд Ирен скользнул вниз, к оборкам моего платья, – кайма намокла, к ней прилипла уличная грязь, которая потом подсохла. Впрочем, ее остатки можно заметить даже сейчас.

– Я даже не обратила внимания, – ахнула я, принявшись отряхиваться с помощью перчаток.

– Нисколько не сомневаюсь, у вас имелась масса куда более важных причин для беспокойства, – ответила Ирен так сухо, что я посмотрела ей прямо в сверкающие глаза – такие умные, что мне показалось, будто моей благодетельнице известны все тайны моей никчемной жизни.

Не обращая внимания на уговоры Ирен посидеть еще немного и подкрепиться, я принялась собираться. Мне стало интересно, догадалась ли она только в кондитерской, что я была голодна, или знала об этом изначально. Поднос оставался почти наполовину полон. До меня неожиданно дошло, что Ирен, хоть и первой приступила к трапезе, съела очень мало и в основном пыталась накормить меня.

Она оставила на столе несколько монет, после чего осторожно подхватила бобровую муфту и стала неспешно натягивать перчатки. Меня донельзя смутило, что я наелась за чужой счет, и, чтобы скрыть смятение, я снова принялась отряхивать платье. Наконец, взяв себя в руки, я выпрямилась и проглотила комок в горле, появившийся от осознания того, что пройдет еще несколько мгновений, и я вновь останусь одна.

– Вы готовы? – весело спросила Ирен и, взяв меня под руку, повела к дверям, будто я была дряхлой старухой, а не молодой, здоровой девушкой.

Оказавшись на свежем воздухе и почувствовав запахи угля и дыма, я вспомнила, в сколь отчаянном положении нахожусь. Я снова начала погружаться в унылое оцепенение: трапеза с Ирен Адлер в кондитерской уже казалась лишь чудесным сном, тогда как подлинной, истинной реальностью являлся окружающий меня холодный, окутанный дымкой мир.

– Вот, глядите! – Ирен разрумянилась – то ли от мороза, то ли от возбуждения. Она оттащила меня к дверной нише и неожиданно принялась вытаскивать из своей вместительной муфты выпечку. – Это вам на потом. Пенелопа, у вас есть что-нибудь кроме этого саквояжа? Нет? Ждите меня здесь. – Оставив добычу у меня в руках, она метнулась к обочине тротуара и, перекинувшись парой слов с худым, морщинистым торговцем каштанами, вернулась, сияя, с бумажным пакетом: – Давайте, кладите сюда выпечку. Теперь у вас будет кое-что на ужин.

– Но я не могу, Ирен! Так же нельзя! Это ведь воровство! Чем же вы отличаетесь тогда от беспризорника, пытавшегося меня обокрасть? Как вам удалось?.. Когда?.. Я протестую…

– Протестуйте, – согласилась Ирен и, не обращая на меня внимания, принялась складывать пирожные в пакет. – Протестуйте сколько угодно, вы имеете на это полное право. Только подумайте вот о чем. Если бы мы были толстухами, как те официантки в кондитерской, нам бы не составило никакого труда умять все содержимое подноса, так? И при этом мы все равно заплатили бы за угощение столько же. Почему мы должны страдать оттого, что отличаемся более скромным аппетитом? Мы съедим все это, как съели бы в этой кондитерской. Просто в другое время и в другом месте.

– Не мы, а я! Получается, я становлюсь… воровкой.

– Экий вздор! Это я стащила выпечку, а не вы, так что вина на мне. – Ирен тряхнула головой, и перо на ее шляпе качнулось, будто бы в знак согласия. Девушка внимательно посмотрела на меня. Ее глаза горели; казалось, взгляд Ирен прожигает меня насквозь. Мне снова почудилось, будто на меня испытующе смотрит мой отец. – Кроме того, признайтесь, вы ведь скоро снова проголодаетесь. Вы с удовольствием съели бы все, что нам подали, просто вам это оказалось не под силу – уж слишком долго вы постились.

– Я… я… – У меня буквально не было слов. Чтобы совершенно незнакомый человек догадался о моем скорбном положении… Пожалуй, мне следует забыть о гордости.

Ирен свернула пакет и сунула мне его в руки:

– Держите, съедите дома.

Видимо, в моем лице что-то изменилось, поскольку Ирен прищурилась и вздохнула.

– Вот, значит, как, – молвила моя благодетельница. Ей, актрисе, не составило труда сымпровизировать: – Почему бы вам не отправиться ко мне в гости? Преступница все равно я. Если добродетель не позволяет вам насладиться плодами моего преступления, что ж, по крайней мере, вы составите мне компанию – будете сидеть и смотреть, как я наслаждаюсь пирожными, а я ведь все смогу съесть сама, так и знайте.

– В гости? К вам?

– Кстати, давайте поймаем кэб, пока очередной беспризорник не стащил нашу добычу. Если хотите знать, эти мальчишки еще голоднее вас.

Никогда прежде в жизни я еще не чувствовала себя столь измученной – как физически, так и морально. Больше мне сказать в свое оправдание нечего. Я едва не падала в обморок от недоедания, а о гордости уже и не помышляла.

Прости меня, Господи, я и сама не поняла, как оказалась в экипаже, что под перестук колес вез меня по Лондону в то место, которое актриса, оперная певица и мелкая воровка Ирен Адлер называла своим домом.

Глава вторая

Ужас и надежда

Должна признаться, что поездки в кэбах являлись для меня делом непривычным. Это была роскошь, которую я прежде редко могла себе позволить. Что же касается Ирен Адлер, она вскочила в экипаж с таким видом, будто проделывала это каждый день.

– Эвершот-стрит, – скомандовала она кучеру, тощему загорелому мужчине с отсутствующим взглядом, который мне почему-то не понравился.

Щелкнули вожжи, и экипаж рванулся с места. В окошке мелькали улицы и дома, совсем недавно казавшиеся мне такими бездушными. Теперь мы, пассажирки настоящего кэба, а значит, лица привилегированные, гордо проносились мимо спешащих по своим делам презренных пешеходов.

Перестук копыт о булыжную мостовую заглушал громкое урчание у меня животе. Желудок был рад обилию полученной им пищи и требовал добавки. Я сидела молча, пытаясь вспомнить карту Лондона и разобраться, где же все-таки живет Ирен.

Кэб свернул за угол, потом еще раз и еще. Улицы стали ́уже и темнее из-за тени нависавших зданий и сумерек сгущающегося вечера. Фонари по бокам экипажа отбрасывали неверный свет. В нос бил запах варева, которое готовили в переполненных квартирах. Я вспомнила лицо извозчика, и меня кольнуло сочувствие к нему. Повернувшись к Ирен, я увидела, как моя спутница извлекла из муфты – похоже, годной на все случаи жизни – кошелек и стала копаться в нем в поисках монет.

Неожиданно экипаж остановился, да так резко, что я едва не упала. Ирен открыла дверь и выскользнула на улицу. Я последовала за ней – оставаться одной в незнакомом месте мне не хотелось.

Мы подошли к извозчику, располагавшемуся позади экипажа, и обнаружили, что он, отпустив поводья, лежит ничком на крыше кэба. Понуро висели ленты, вплетенные в гриву и хвост несчастной, изможденной лошади – этим бедолагам, что трудятся в городе, приходится куда тяжелее, чем их собратьям в деревне.