Читать книгу "Пока пройдет гнев твой - Оса Ларссон"

«Сгораю от нетерпения», — пишет она Монсу.

Сиввинг опускает мясо на сковородку. Масло шипит и брызжет в разные стороны. Белла поднимает голову и принюхивается.

— А у меня еще эта беда… — продолжает Сиввинг, глядя на безжизненно висящую руку. — Какая там баня! Придется, наверное, сделать, как Арвид Баклюнд.

— Как это? — равнодушно спрашивает Ребекка.

— Если ты на минутку оторвешь глаза от своего телефона, я тебе расскажу.

Ребекка отключает мобильник. Она слишком мало общается со своим соседом. Ее все время тянет к нему, когда она приезжает в родные места.

— Он живет как раз напротив бухты. На прошлой неделе ему исполнилось восемьдесят два. Он подсчитал, сколько еще ему потребуется дров до конца жизни.

— Как ему это удалось, разве он знает, сколько еще проживет? — спросила Ребекка.

— Может, тебе лучше купить себе контейнер с готовым блюдом и поесть дома? — обиделся Сиввинг. — Ты совсем не настроена слушать.

— Извини. Я слушаю тебя внимательно.

— И вот Арвид заказал себе целый воз дров и велел навалить их прямо в гостиной, его так и разгружали, через окно. А потом жил не тужил все оставшиеся ему годы. И дрова были рядом.

— Прямо в гостиной?

— Огромная куча на паркете.

— У него, наверное, не было жены, — засмеялась Ребекка.

Сиввинг тоже захохотал. Это немного сгладило ту неловкость, которую испытывала Ребекка от того, что редко навещала старика, и обиду, которую он держал на нее за это. Живот Сиввинга так и трясся под передником. Ребекка закашлялась.

Внезапно лицо старика стало серьезным и даже сердитым.

— Речь, разумеется, не о том, что он сделал что-то не так, — заметил он в защиту Арвида Баклюнда.

Ребекка тоже прекратила смеяться.

— По крайней мере, он все имел под рукой, — продолжал Сиввинг. — Конечно, он мог бы хранить дрова в сарае, как и любой нормальный человек. Выйти в одно прекрасное утро за ними на улицу, поскользнуться и сломать себе ногу — на старости-то лет! — и уже никогда не вернуться домой, а провести остаток дней в каком-нибудь стационаре. Хорошо смеяться, когда ты молод и полон сил… — Он с громким стуком поставил чугунную сковородку на стол. — Давай есть!

Они положили в тарелки по куску масла, по ложке с верхом брусничного соуса и куску жареной свинины. Ели молча.

«Он боится», — думала Ребекка.

Она давно хотела пообещать ему, что никогда не вернется в Стокгольм, что будет убирать снег у него во дворе и покупать ему продукты, когда это потребуется.

«Я не оставлю тебя, — думала Ребекка, наблюдая, как Сиввинг крупными глотками осушает свой стакан молока, — ведь и ты в свое время позаботился о бабушке». С этой мыслью она принялась резать хлеб, скребя ножом по тарелке.

Ребекка бросила бабушку и уехала в город, в то время как Сиввинг убирал снег у нее во дворе и развлекал ее разговорами. И все это несмотря на то, что под конец старушка стала несносной и часто выговаривала Сиввингу за то, что он плохо работает.

«Я позабочусь о тебе, — думала Ребекка. — Я сделаю все, как ты».

— Что за слушание было у меня в прошлую пятницу! — начала она.

Сиввинг не отвечал. Все еще в подавленном настроении он пил молоко, ел мясо и будто ничего не слышал.

— Речь шла о сексуальной агрессии, — как ни в чем не бывало продолжала Ребекка. — Обвиняемый звонил двум сотрудницам службы занятости и онанировал во время разговора. Одной даме перевалило за пятьдесят, другой — за шестьдесят, и обе они до смерти боялись встречи с обвиняемым. Думали, что при виде их — скажем, если доведется столкнуться где-нибудь в магазине «Консум», — он немедленно на них набросится. И вот я потребовала, чтобы дам допросили в отсутствие обвиняемого.

— И что это значит? — поинтересовался Сиввинг.

Он злился на себя за то, что спрашивает, но любопытство пересилило.

— Он сидел в отдельной комнате и слушал их показания, не имея возможности их видеть. Боже, как же мне было с ними тяжело! Пришлось надавить на старушек как следует, чтобы доказать факт наличия секса по принуждению. Помимо всего прочего, я спросила их, почему они решили, что он онанировал.

Ребекка остановилась, чтобы запихнуть в рот большой кусок мяса. Она жевала не спеша, а Сиввинг совсем прекратил есть и ждал продолжения.

— И что? — не выдержал он.

— Они ответили, что слышали в трубке ритмичное пощелкивание языком и тяжелое дыхание. Одна из женщин сказала, что подозреваемый испытывал оргазм, и я была вынуждена спросить, что заставило ее так думать. Она пояснила: дыхание становилось все тяжелее, пощелкивания — все интенсивнее, пока не послышались громкие стоны. «Ну, вот и все», — наконец выдохнул он. Бедные старушки! Там же сидел Хассе Стернлунд из газеты «Норлендска Социалдемократен» и строчил так, что ручка накалилась. И это тоже не облегчало моей работы.

Сиввинг забыл про свою обиду и громко хмыкнул.

— Обвиняемый — рыхлый, полный малый лет тридцати с лишним и раньше неоднократно обвинявшийся в сексуальной агрессии, — продолжала Ребекка, — напрочь отрицал свою вину. Он утверждал, что болен астмой, и звуки, которые слышали женщины, издавал во время очередного приступа. И тут адвокат попросил подсудимого продемонстрировать, какие именно звуки он издает в таких случаях. Видел бы ты судью и заседателей! У них просто челюсти отвисли. А судья сделал вид, что на него напал сильный кашель. Еще немного — и все они полопались бы от смеха. Еще бы! Слава богу, парень отказался. После слушания адвокат признался, что просто хотел испытать меня, посмотреть, удастся ли ему вывести меня из равновесия. Однако я оставалась холодна как скала — и с обвиняемым, и с потерпевшими. И когда после этого слушания адвокат как-то раз позвонил мне по одному делу, то прежде всего спросил, тяжело дыша в трубку: «Это служба занятости?»

— И этого толстяка признали виновным?

Тут Сиввинг уронил несколько кусков мяса, которые Белла незамедлительно слизала с пола.

Ребекка засмеялась:

— Еще бы! Каждому пришлось потрудиться. Бедные тетеньки из службы занятости! А попробуй-ка изобразить, какие звуки издает человек, когда дрочит…

— Н-да… я предпочел бы тюрьму.

Сиввинг смеялся, Ребекка тоже развеселилась. При этом она вспомнила старшую из пострадавших. Когда накануне слушания все они сидели в кабинете прокурора, эта женщина смотрела на Ребекку прищуренными глазами. Голос у нее был резкий и хриплый — очевидно, она курила и употребляла алкоголь. Верхняя губа измазана помадой. На бледной коже с расширенными порами лежал толстый слой пудры. «Этим издевательствам нет конца», — пожаловалась она, после чего рассказала Ребекке, как ее притесняют на работе. Когда один из ее коллег устроил вечеринку на день сюрстрёмминга[2], пострадавшей не было в числе приглашенных. «И все время сплетни, шепот за спиной, — повторяла женщина. — На прошлый сюрстрёмминг я немного перепила и уснула на террасе. Так сколько было потом разговоров! Они что-то врали моему шефу. К черту их! Они тоже заслуживают обвинения».