Читать книгу "Экспедиция "Тигрис" - Тур Хейердал"

Два месяца! Наша папирусная «Ра» уже через месяц пропиталась водой настолько, что палуба оказалась вровень с морем и волны захлестывали лежащий на ней груз. Матуг добавил, что в прошлом году он девять месяцев просидел на гаре, пока фабрика смогла принять его товар.

Мысль о непотопляемых гаре не давала мне покоя. Папирус для «Ра I» и «Ра II» срезали в декабре — с таким расчетом, чтобы ладьи были готовы к отплытию весной. Почему же опытные лодочные мастера из племени будума на озере Чад не сказали мне, что мы неправильно выбрали время для заготовки строительного материала? И почему эфиопские монахи, которые заготавливали для меня папирус на озере Тана, уверяли, что месяц не играет никакой роли? Очень просто: африканские лодки на Чаде и Тане просто не успевали намокнуть, они находились в воде от силы день-другой, после чего их вытаскивали на берег, тогда как иракские маданы всю жизнь проводили на островах из камыша.

Словом, в первый же мой приезд в Ирак я тотчас понял, что у болотных арабов можно почерпнуть знания, которых не даст мне никакой институт и никакая ученая книга. На полицейской машине я добрался до Эль-Курны, где встречаются Тигр и Евфрат; здесь по разбитому проселку местный шериф довез меня до переправы, за которой находится крупное селение Мадина, построенное на отложенном Евфратом прочном песчаном грунте в глубине болотного края, в двадцати пяти километрах от шоссе. Шейх Мадины пригласил меня к себе и угостил незабываемым завтраком. Кофе, чай, молоко, йогурт, яйца, телятина, цыплята, рыба, инжир, финики, арабские лепешки, белый хлеб, печенья, компоты... С великим трудом добрел я до берега и втиснулся в узкую машхуф, которая должна была повезти меня еще дальше, в Умм-эль-Шуэх. Достойные жители Мадины были рады поделиться со мной всем, чем они располагали, однако у них не было самого главного, зачем я приехал: сведений о камышовых судах. Все они были знакомы с гаре, какие я сам видел ниже по течению, но ведь гаре всего-навсего уложенные крест-накрест снопы берди для доставки на фабрику. Что до лодок, то они знали только разновидности деревянной машхуф: тарада, матаур и заима, которые обмазывают асфальтом, а также более широкую балям, предназначенную для перевозки камыша и циновок. Камышовые суда остались в прошлом, и только самые древние старцы могли мне что-то поведать о них.

Вот шейх Мадины и посоветовал мне отправиться в Умм-эль-Шуэх, к старейшему из местных жителей (ему уже перевалило за сто лет) — вождю Хаги Суэлему.

Я не очень-то надеялся на память человека столь преклонного возраста, и картина, увиденная мной, когда расступился камышовый занавес и лодка бесшумно пристала К плавучему острову, не прибавила мне оптимизма. Отражаясь вверх ногами в водном зеркале, у входа в свой камышовый ангар сидел облаченный в белый халат седобородый старец, этакое воплощение Мафусаила. Но вот он поднялся, приветствуя гостя, устремил на меня живые дружелюбные глаза и сразу стал высоким и сильным. Соплеменники, которые один за другим входили в его дом и рассаживались вдоль стен, с явным почтением смотрели на старого Хаги, вместе со мной внимательно и одобрительно слушая его исполненные юмора мудрые речи. Вскоре у тлеющего очага появился поднос с чайным прибором; тут же пеклась поставленная на ребро, распластанная наподобие огромной бабочки рыбина. Белая и сочная под хрустящей корочкой, да еще завернутая в свежую, с пылу, с жару лепешку, рыба оказалась такой вкусной, что я уплетал за обе щеки, словно и не было завтрака у шейха. Хозяин заботливо следил за тем, чтобы мой сосед отбирал самые лакомые куски и потчевал меня ими, словно какого-нибудь царственного отпрыска. Согласно обычаю, до и после еды служитель подавал каждому полотенце и мыло и сливал на руки горячую воду над тазиком.

Хаги извинился за скромную трапезу (как будто не видел, с каким аппетитом я ел!) и обещал приготовить настоящее угощение, если я приеду снова. Конечно, приеду! Мне доводилось жить среди так называемых примитивных народов Полинезии, Америки и Африки, но болотных арабов нельзя было даже условно назвать примитивными. Цивилизованные люди, только их цивилизация отлична от нашей. Они обходятся без кнопочного сервиса; к пище и к радостям жизни идут кратчайшим путем. Их культура доказала свою добротность и жизнеспособность, продолжая существовать, меж тем как рушились, пройдя полосу развития и расцвета, ассирийская, персидская, греческая и римская цивилизации. Этой многовековой стабильности сопутствует то, чего нет у нас: уважение к предкам и уверенность в будущем. Нам кажется, что наша цивилизация превосходит все остальные; во всяком случае, мы рассчитываем, что так будет завтра на основе достижений, накопленных многими поколениями. А что же на деле? Мы совершенствуем, строим, изобретаем, но чем больше новых благ, тем больше проблем, и в наши дни они достигают непредвиденных масштабов. Стрессы, молодежная преступность, гонка вооружений, загрязнение воздуха, почвы, воды, истощение ресурсов, инфляция, политический террор, перенаселенность, растущая пропасть между перекормленными и недоедающими. Наиболее развитые страны начинают понимать, что будущим поколениям грозят серьезнейшие неприятности, если все эти проблемы не будут решены в кратчайший срок. Наша цивилизация еще не может служить примером стабильности, хотя мы напридумали столько благ и вещей, без которых не можем обходиться, что с жалостью смотрим на людей, не воспринявших наш образ жизни, единственно правильный и достойный в наших глазах.

— Мы не бедны, — произнес старик Хаги, словно читая мои мысли. — Наша гордость — вот наше достояние, и ни один из болотных арабов не голодает.

Ему довелось однажды попасть в Багдад — так он не чаял, как поскорее вернуться домой, в благословенный Аллахом тихий, надежный болотный край. Город он представлял себе как рассадник алчности, соперничества, зависти и воровства. В болотном краю воровства не знают. Слава богу, у каждого есть все необходимое, и никто не трясется над своим достоянием. Есть вдоволь корма для буйволов, вдоволь рыбы и дичи; понадобилась мука и чай — отвез в Мадину лодку арбузов или камышовых циновок. Здешние женщины — мудрый старец даже поднял руку — прекрасны, у него самого четыре жены. Сидящие вдоль стен одобрительным смехом приветствовали его слова.

Женщины болотного края и впрямь были хороши собой. Вероятно, поэтому им не разрешалось есть вместе с нами, даже подавать нам чай. Закутанные с головы до босых ног в черные одеяния, они скользили, будто тени, среди камышовых перегородок, задавая корм курам или готовя лепешки, которые пекли на внутренних стенках открытых вверху цилиндрических глиняных печей. Профиль лица такой же изящной чеканки, как у мужчин. Белые зубы, живые глаза блестят, будто звезды (если успел их приметить, прежде чем робкая смуглянка поспешно отвернулась или закрыла лицо краем платка). Шестом и веслами женщины владели не менее искусно, чем мужчины. Я видел женщин, которые в одиночку управлялись с груженной циновками огромной балям, гоня при этом куда-то стадо плывущих буйволов.

Но только маленькие девочки или старухи могли позволить себе вместе с мальчишками и взрослыми мужчинами улыбаться и махать нам, когда наша лодка скользила мимо жилья.

Поражало обилие рыжеволосых, особенно среди самых юных. Мне даже казалось, что рыжих девочек чуть ли не столько же, сколько черноволосых. Столько рыжих, сколько я увидел в селении маданов Хуваир, старинном центре строительства лодок, мне не встречалось ни в одном европейском городе. Такое обилие не объяснишь чужеродной примесью, тем более что у болотных арабов по-прежнему действует неписаный закон, по которому нецеломудрие и неверность караются смертью. Иноземные солдаты времен британского господства, как мне объяснил Хаги, редко отваживались заходить в болотный край для того, чтобы встретиться с арабской женщиной.