Читать книгу "Alabama Song - Жиль Леруа"

Друг мой, Фиц, вы должны выглядеть более достойно. Не позволяйте манипулировать собой таким образом, если только вам не нравится изображать немую куклу. Кокетство заставило вас, не имевшего год назад ни гроша в кармане, отправиться к лучшему портному в Нью-Йорке, дабы он сшил вам форму? Вы говорите, что я похожа на вихрь, но лично мне вы кажетесь мельницей, разбрасывающей доллары, или выигрышным номером в казино. Разве необходимо мужчине идти на войну во всех этих тряпках? Кроме того, почему вы ведете себя так правильно? Почему вы не катаете меня на машине по вечерам? Что вообще течет в жилах янки? Кисель? Разве я хоть немного не привлекаю вас? Разве я уродлива и толста, или вы стали вторым Айрби Джонсом?

Я сказала матушке, что завтра вы будете самым великим писателем нашей страны, а послезавтра — величайшим литератором. А матушка ответила, что я сошла с ума.

Уже довольно давно я вынуждена втолковывать Судье, которого должна звать отцом, что вскоре во всех издательствах будут нарасхват ваши произведения; он требует от меня гарантии того, что я не буду обречена на нищету. Невероятно, насколько вредным оказался этот человек.

В тот день, когда я, следуя данному самой себе обещанию, сделаю мужскую прическу, и, пусть даже вам это не понравится, в тот день, когда навеки останутся в далеком детстве все белокурые локоны, мешающие мне стать настоящей любовницей-южанкой, в сознании моего отца я превращусь лишь в бесплотную идею, и он, хрустнув челюстью, побледнев и захрипев, каждый раз при воспоминании обо мне будет театрально стенать, оскорбленно сплевывать, что-то мямлить, и слова снова и снова будут застывать у него в горле.

Я ослаблю завязки корсажа, а потом и вовсе выброшу его. Судья умрет от стыда за меня — по крайней мере, это он может сделать, — умоляя окружающих простить меня перед тем, как побить камнями.

Вы женитесь на мне? Вы точно этого хотите? Если да, то поторопитесь. Вы упадете передо мной на колени, но есть и другие, более солидные мужчины, готовые поступить так же. Я хочу уехать, убежать из этого вызывающего отвращение эдема. Эдем — это ваше слово, но для меня этот город — кладбище амбиций.

Я прекрасно знаю, что мы будем жить немного богаче среднего уровня — и что вы, ваша семья, разорена — пусть не до конца, но испытывает стеснения. И ваши дела требуют приведения в порядок.

Конечно, я лукавила, когда так шутила: я видела фотографии Лоуренса Аравийского и должна признаться, что Фиц — вылитый красавец-авантюрист, путешествующий верхом на верблюдах.

1940, больница Хайленд

Моя бабушка Сейр погибла, пронзенная рогами оленя во время модной тогда псовой охоты на английский манер. Не думаю, что рассказывала вам об этом. Мой дедушка-губернатор запретил на территории всего округа псовую охоту, но на нашу семью словно свалилось проклятие. Олени размножались, чащи кишели ими, звери ломали молодые деревца, вытаптывали плантации, мстили нам за то, что мы вырубали леса, освобождая землю под поля, которые оленям абсолютно не нужны: разве будут олени возделывать хлопок или разве нужен оленям табак?

Когда я была маленькой, мне часто снился сон, будто олень-убийца продолжает рыскать в округе и что на каждом из его рогов болтаются серьги Грэнни. И что, если я буду разумной, олень отдаст мне эти бриллиантовые серьги и унесет меня на своей спине подальше от нашего грустного Юга и нашего ужасного округа.

1919, сентябрь

Вчера я получила телеграмму: издательство Скрайбнера берет ваш роман. Правда, они поменяли название, но тем лучше. А завтра в «Сатедей ивнинг пост» будет напечатан ваш второй рассказ. Успех вам обеспечен, сглазить я не боюсь.

С тобой, Гуфо, я вообще ничего не боюсь. Я знаю, что нас ждут великие дела. Ты отвезешь меня на север, в города своего детства, Буффало, Ниагару, мы прыгнем в водопад вместе, чтобы посмотреть, кто из нас первым выплывет. Вероятно, это буду я, поскольку я легче и физически более развита, чем ты, неуклюжий красавчик из Принстона!

Кажется, я опять насмехаюсь над тобой, но это сильнее меня. Если бы ты знал, как сильно я люблю тебя в перерывах между приступами сарказма. Как… Но ты сам начнешь тогда смеяться надо мной.

Мне нравится мысль пожениться в тот долгожданный день, когда твоя первая книга появится в магазинах. Праздник будет двойным. Бесконечным.

Отель «Билтмор», Нью-Йорк

1920

Минни спросила:

— Ты ведь не всерьез думаешь выходить за этого парня?

При виде часов с браслетом из платины, украшенной бриллиантами, ее лицо побагровело, толстые щеки задрожали, грудь начала вздыматься от гнева. Мама стала говорить глупости.

— Какая жизнь тебя ждет, если ты свяжешься с пьяницей!.. Кутилой!.. Дилетантом!.. Сыном разорившегося торговца мылом!

Дальше последовала такая перепалка.

Я. Молодого человека, способного делать своей невесте такие подарки, нельзя назвать дилетантом. Голливуд купил права на его рассказы за кругленькую сумму.

Она. Голливуд! Бедная дурочка! Мы едим не бриллианты и гримасы. Откуда у тебя столько вульгарности в мозгах?

Я. У его матери тоже есть деньги.

Минни. Может быть, там, на севере, им есть чем гордиться. Но не здесь, среди здешнего общества.

Я. Не важно, я уезжаю.

По глазам матери я поняла, что только что объявила ей войну.

Я отправилась навстречу своему «мезальянсу» окружным путем, и Скотт хоть и не спросил ничего, но, обладая невероятной проницательностью, угадал, что здесь не все гладко. Он приехал за мной на вокзал, чтобы посадить меня в поезд и как можно скорее отвезти в Нью-Йорк. Все мои подруги собрались на перроне (они присвистывали от восхищения, разглядывая часы, а потом поднимали томные глаза и созерцали фотографию Скотта в «Пост» — овальную виньетку, помещенную над названием первого рассказа: «Потерянные дети»), они соорудили мне большой букет красных камелий, а тетушка Джулия осторожно прикрепила к моим волосам гирлянду из цветков гардении. Моя кормилица пришла на вокзал, и все мои друзья собрались там, и Шон, и Айрби Джонс, — все они пришли сказать, что всегда любили меня и что, уехав, я пропаду. Лишь родителей и сестер не было среди провожающих.

Скотт вопросительно посмотрел на меня своими зелеными глазами. Я покачала головой. Тогда он покраснел, все его лицо налилось кровью, и я решила, что моего жениха сейчас хватит апоплексический удар или что-нибудь вроде этого. Он сжал зубы, его зеленые глаза стали ледяными. Разорившийся, безработный, ни на что не способный отец, живущий на подачки семьи своей женушки. Бедная моя девочка, ты не могла пасть ниже, решив выйти замуж за это отродье.

Не знаю, насколько сильной была боль, пронзившая Скотта, но стыд, кажется, проступил наружу из всех пор его кожи. Я не могу представить, как страстно должен хотеть человек из разорившейся семьи вернуться в общество богатых людей. Его мать отдала последние средства, отправив сына учиться в частный колледж. Его друг Том приехал на лимузине с шофером, а другой приятель, Фрэнсис, конечно же, забил Скотту голову мыслями о возвращении состояния. Именно с Томом они вместе брали уроки танцев и этикета на Саммит-авеню, куда посылала своих отпрысков учиться вальсам и хорошим манерам элита Сент-Поля и Миннесоты.