Читать книгу "Любовные секреты Дон Жуана - Тим Лотт"

Однако частично миф о Смитах соответствовал действительности: они были людьми без предрассудков и полагали, что надо позволить дочери самой узнать жизнь. Ей сказали, что она может курить, если захочет. Она не захотела. Ей сказали, что, при желании, она может носить короткую юбку и одеваться, как бритоголовая. Этим предложением она воспользовалась. Ей сказали, что она может пить вино. Она попробовала, ее затошнило, и больше она к вину не прикасалась. В целом либерализм родителей срабатывал. И день рождения был одним из его проявлений. Миссис и мистер Смит ушли, оставив дом в распоряжении Шерон и ее друзей.

Войдя, я сразу понял, что у Шерон много друзей, в основном девочек: некоторые, как и Шерон, были не по возрасту сексуальны. Присутствовала Бриди Мак-Кохлан: в ложбинке ее знаменитой груди висело серебряное распятие, едва прикрытое свободным лоскутным пиджаком с глубоким вырезом. Селина Дэнби – она была на два года старше – выглядела скромной, несмотря на губы – пухлые, даже вздувшиеся, словно их пчелы покусали, однако и она пришла в соблазнительной обтягивающей бархатной водолазке. Была еще одна девочка – в розовом платье, востроглазая, внимательно за всеми наблюдавшая. Я не узнал ее, но она посмотрела в мою сторону, и у меня появилось странное чувство, что она-то меня знает. Я избегал ее взгляда: он был слишком прямым, слишком осознанным и одновременно – это чувствовалось – доброжелательным.

Я стоял в дверном проеме с подарком для Шерон. Я нервничал. Подобрать подарок не так-то просто. Для кого искать подарок – для ребенка или взрослого? Подарить ей резинового утенка или фаллический символ? Тогда я так проблему не формулировал, но голову ломал долго. Если выбрать подарок правильно, может, это к чему-нибудь приведет. Неправильный подарок тоже чреват последствиями. Я выбрал правильный. Увидел, когда ходил по торговому пассажу в Хэнуэлле, в нескольких кварталах от моего дома. Это была усовершенствованная версия пластиковой безделушки, прилагавшейся к девчачьим комиксам: маленькая, покрашенная в золотой цвет брошка в виде сердечка, которую можно было носить в закрытом или открытом виде. Открытое сердечко казалось разбитым, и это значило, что вы готовы к знакомству. Если оно было закрыто – значит, у вас «кто-то есть». Замечательно лаконичная и общедоступная констатация вашего романтического статуса. Девочкам брошка нравилась. Многие девчонки в школе носили похожие, но только пластиковые, из комиксов. Эта была не из настоящего золота, однако на порядок лучше пластиковой. И потом, она была очень дешевой. Пять шиллингов, насколько я помню. Я немного опасался, что Шерон примет такой подарок за знак моей любви, но потом решил, что детская часть ее «я» просто обрадуется забавной и желанной игрушке.

Так и вышло. Увидев брошку, она завизжала от восторга, обняла меня и поцеловала в щеку. Прижалась ко мне грудью. Я почувствовал ее теплое дыхание на своей тщательно вымытой шее. Раньше я никогда не находился столь близко к сверстнице, тем более в такой короткой юбке – еще более короткой, чем Шерон носила в школе.

На вечеринке было около тридцати человек; проходила она в небольшом пригородном домике в полумиле от школы, из окон открывался вид на парк. Понятно, что я был не единственным мальчиком, получившим розовый конверт с пурпурной бабочкой. Из моего класса присутствовали четверо, ни с одним из них я близко не общался. Двое – Лен и Ким – были тупицами и хулиганами, но, как показала школьная жизнь, вполне безобидными, если только ты сам не задирался и твой вульгарный вид и развязное поведение не провоцировали пасущуюся на школьном дворе шпану. Лен утверждал, что переспал с девицей из местного супермаркета, а Ким вроде как ему верил. Возможно, на этом и держалась их дружба.

С Китом Лониганом я иногда общался. Он был приятный и симпатичный, но довольно скучный и помешанный на футболе. Исчерпав варианты великой английской футбольной сборной на все времена, я стал потихоньку передвигаться от него к Дэмиену Куперу, которого не ожидал здесь увидеть. Дэмиен Купер был застенчивым очкариком с тремя родинками на Пеннинском хребте[4]необъятного носа и десятью-пятнадцатью процентами лишнего веса. Я решил, что его пригласили для Салли Шоу: он явно не входил в круг интересов Шерон, – впрочем, как и я (по моему тогдашнему разумению). Что мне нравилось в Дэмиене, так это его любовь к музыке.

В те времена музыка более явно делилась по половому признаку. Девочкам не нравилось то, что мальчики считали настоящей музыкой. Девочкам нравилась поп-музыка. Все эти фальшивые болваны, от одного вида которых у них становилось влажно между ног и они начинали махать шарфиками с люрексом. Мальчики увлекались футболом или музыкой. И в музыке они могли быть достаточно искушенными. Мне нравились «Студжес», «Блю Чир», «Айрон Батерфляй» – разные причудливые, экзотические группы американского андеграунда. Дэмиен был настроен пробритански: Траундхогс», «Мен», «Кинг Кримсон» и тому подобное – но у нас хватало тем для осмысленной беседы.

Он: Слышал новый альбом «Граундхогс»?

Я: Нет. Что-нибудь стоящее?

Он: Нормальный. Но предыдущий был лучше.

Пауза на время извлечения крема из двух шоколадных эклеров.

Я: Мне на прошлой неделе дали американский диск «Студжес».

Он: Да? Ну и как?

Я: Хороший. Но первый был лучше.

Пауза. Поглощаются остатки эклера.

И так далее, пока я не заметил наконец, что девочка в розовом наблюдает за мной. Когда я посмотрел на нее, она выдержала мой взгляд, и я, опустив глаза, в поисках спасения повернулся к Дэмиену. Но он исчез. Я остался один, и девочка в розовом направилась ко мне. Она держала бокал, наполненный прозрачной жидкостью, наверное лимонадом. Пока она шла, я смог получше ее разглядеть. В ее лице были интеллект и прямота, лишавшие меня мужества. Я переминался с ноги на ногу и озирался по сторонам до тех пор, пока она не приблизилась вплотную так, что смотреть в сторону стало невозможно.

– Ты разве не узнаешь меня? – спросила она, подойдя так близко, что я почувствовал запах ее туалетного мыла: нечто лимонно-цитрусовое. У нее был низкий уверенный голос, в котором, тем не менее, угадывалась уязвимость.

– А что, должен? – смутившись, я ответил грубее, чем хотел.

– В бассейне, – сказала она. – Я – Брюшко-хлопушка.

Брюшко-хлопушка? Я внимательно смотрел на нее, судорожно пытаясь вспомнить. И вдруг понял, что она симпатичная, – в нестандартном, неожиданном стиле. Плохо подстриженные иссиня-черные крашеные волосы, неумело наложенная косметика, вокруг бледных нежных губ – остатки рыбного рулета. Но черты лица – правильные, симметричные, тонкие, моя мать назвала бы их «задорными», а сам я в более зрелом возрасте охарактеризовал бы как «мальчишеские». Что-то в ней мне сразу понравилось, и от этого я еще больше напрягся. И тут же прыснул с набитым ртом, плюнув на ее левое плечо эклерными крошками. Брюшко-хлопушка!

Вспомнил! По субботам я ходил в бассейн. Пару недель назад нас учили нырять, а у этой девочки ничего не получалось. Каждый раз, когда она забиралась на бортик, ее лицо принимало решительно-собранное выражение. Она наклонялась, сгибала колени, выпрямляла руки. А потом – плюх. Она прыгала в воду животом, хлопая по поверхности, как булыжник, волны расходились по всему бассейну. Остальные, включая меня, тряслись от хохота, но она не сдавалась. Снова и снова – поднималась на бортик и плюхалась в воду в своей неуклюжей, неправильной манере, слыша взрывы хохота вокруг. Она продолжала, без особого успеха, пока нам не надоело и мы не перестали обращать на нее внимание. После этого ей дали прозвище «Брюшко-хлопушка», которое она приняла, невозмутимо пожав плечами.