Читать книгу "Путешествие в бескрайнюю плоть - Ринат Валиуллин"

– Пиво.

– Ты что, пьёшь?

– Да, я постоянно пью, ты ещё не знаешь, с кем ты связалась.

– Надо же, чёрт, ладно, сейчас покормлю и выгоню. Тебе какое?

– Мне всё равно. Лишь бы холодное.

Мышь света выбежала из открытого Машей холодильника. За ней – банка пива, которая зашипела на меня ядовитой змеёй, как на злейшего врага своим маленьким алкогольным ртом, когда я потянул её за губу. Наверное, никому не понравится если потянуть за губу с такой жаждой.

Кожаный диван гостиной прогнулся и принял с недовольством делегацию моего зада и бёдер. Я закинул ногу на ногу, придал первой задумчивый вид. Нога уставилась в пустое лицо выключенного телевизора, будто ожидала продолжения любимого сериала, о чём она могла думать – о свежих носках, о новых туфлях как о новой квартире, о другой ноге, с которой она уже прожила девятнадцать лет.

– Может, пойдём на кухню, пока я готовлю, – прервала её мысли Маша.

– Уже иду, – дал я команду ногам.

Она была огромная и добродушная, я встречал разные: скверные, жадные, крохотные, грязненькие. На такой кухне я бы раздобрел. Мэри смотрела голодными нежными глазами то на моё лицо, то на шипящее с жёлтыми зрачками в сковородке. Когда она отвернулась от меня в сторону плиты, я понял, что физический голод победил духовный, но не собирался сдаваться и зайдя со спины, положил руки на её бёдра, губы – на шею.

– Любите меня, я пришёл.

– Безумный.

– Как только тебя увижу, мозг сразу отключается, и повинуюсь инстинктам.

– Сейчас проверю твой первый инстинкт, еда готова. Садись, животное.

– Лучше уж буду предметом.

– Садись, предмет. Я буду за тобой ухаживать, любить, готовить.

– Вытирать с меня пыль, чинить, если испорчусь, а когда приду в полную негодность, отнесёшь меня в комиссионку или отдашь в добрые руки. Вкусно, хотя для этого пришлось лишить зрения глазунью, она осталась без взглядов на жизнь.

– Кошмар, ты выколол ей вилкой мировоззрение. А ты жесток.

– Это от нехватки любви. Мало ты меня любишь.

– Дозированно. А то привыкнешь, подумаешь, что это вредная привычка, и бросишь. Я вредная, конечно, но не привычка.

– Сегодня не брошу точно. Уж слишком мне здесь нравится, и вечер, и кухня. Как тебе идёт кухня, почти как это красное платье, хоть оно не имеет задницы, но умеет сидеть хорошо. Видимо оно, как и я, любит комфорт.

– Да ты ещё и меркантильный.

– Практичный. Это профессиональное, я же на менеджера учился.

– Кого хотел организовывать?

– Организмы.

– Для чего?

– Чтобы жили гармонично, а не по прихоти.

– И начал с моего?

– Ты же совершенство.

– Льстец.

– Неисправимое совершенство. Неужели и у совершенства есть проблемы?

– Спать люблю по утрам и сладкое обожаю.

– Здесь ты не одинока. Надо что-то выбирать.

– Вот это и есть самое трудное.

– Ладно, со сладким я тебе помогу. Тащи. Ты это сама пекла?

– Ну да, для тебя старалась.

– Вкусно. Чтоб я так жил. Всё, решено, выходи за меня замуж. Добавишь одну букву к имени, и всё.

– Тебе бы ещё жить да жить, но я согласна.

– Ты хочешь сказать служить – да служить?

– А что ты имеешь против брака?

– Молодость.

– Это аргумент.

– Но ведь я тоже молод.

– В этом-то и проблема. Ты же сбежишь после медового месяца.

– Куда я могу сбежать с такой кухни, от такого платья, сама подумай?

– Ну, во-первых, это не моя кухня, а моих родителей.

– Кстати, они скоро придут?

– Нет, не очень, точнее – завтра, они на даче.

– О, у тебя ещё и дача есть, шикарно.

– Ты неисправим, щас зацелую вусмерть, высосу из тебя эту корысть.

– Вот где настоящий десерт, клубника со сливками. Ничего не ел вкуснее твоих губ. Довольная у меня морда?

– Как у кота. Как там твой кот, кстати?

– Зверь совсем обнаглел. Ничего не хочет делать, квартплату не платит.

– Распустил ты его.

– Жениться, говорит, хочу. Всё время на улицу норовит сбежать. Так что там во-вторых?

– Я не собираюсь всю жизнь провести у плиты.

– А как собираешься?

– Долго и счастливо.

– Это точно, ты всегда так долго собираешься.

– Как ты меня достал.

Вооружившись этим предлогом, она снова обняла меня, как тёплое море – послушный берег.

– Может, это и есть счастье?

– Что?

– То, что происходит сейчас между нами.

– Значит, счастье где-то между нами. Точно, именно короткое замыкание создаёт счастье, я ещё ощущаю его электричество. А если оголить контакты, то от счастья может засветиться.

– Счастье дёрнет током.

– Стоит только раздеться.

– Ты про булочки с сексом?

– Да, иди сюда, моя булочка с сексом! – и я обнял её ещё сильнее.

– Спасибо.

– За что?

– За булочку.

– Ну ладно, не булочка, пирожное. Хочешь быть пирожным?

– Хочу.

– Нет, пирожным нельзя, так ты сама себя съешь.

– Иногда именно этим я и занимаюсь, да и люди тоже: едят себя, едят других, а насыщения всё нет. Сытого не накормишь.

– Это называется анорексия?

– Нет, археология. Я имею в виду самокопание. Лежишь перед сном и думаешь: правильно я живу или не очень, и как это – жить правильно, если вокруг столько неправильного, как это – жить с тобой, как это – жить без тебя. Смогу ли я выйти, не только замуж, но и за пределы своего мира, где ты разобьёшь сад на моём теле, будешь за ним ухаживать, высадишь семена, я выращу цветы.

– Как ты глубоко копаешь.

– Предполагаю, что тебе этого будет недостаточно, ты кинешься мне изменять с телевизором, с пивом, с футболом, с диваном или трахаться с творчеством, но я не ревнивая, скоро забеременею шедеврами, найду себе отдушину, мне будет чем заняться, когда цветы пойдут в школу.

– Мне нравится. Я бы так хотел.

– Ещё чаю?

– Пожалуй. Мне бы длинную руку, я бы сам себе налил и мог бы почесать свою спину, сыграл бы тебе на контрабасе, держа его как скрипку, раздвинул бы облака и поправил солнце, как зеркало заднего вида.