Читать книгу "Никто, кроме нас - Олег Шабловский"

- Тренированный сволочь - Карасев, наконец, обрел возможность дышать и говорить - это же надо один троих раскидал. Как он меня.

- Товарыщ лейтенант - боец явно чувствовал себя виноватым - я побегу к Ивановичу, второго сюда притащим.

- Давай - лейтенант, морщась, махнул рукой - смотри только, не пристрели и его тоже. Пограничник, тебе с нами, наверное, надо. Показания особистам давать будешь.

- Товарищ лейтенант - Андрею вовсе "не улыбалась" перспектива общения со страшными особистами, которыми в его демократическом будущем разве что только детей не пугали - мне на заставу надо. Я же сегодня в наряд заступаю. Там же черт знает, что подумать могут, если я не появлюсь вовремя.

- Ничего, мы тебе оправдательный документ сладим. Так, граждане, товарищи, товарищи, ну-ка разойдитесь нечего здесь толпиться. Да уберите детей отсюда, я вам говорю! Вам что здесь? Цирк что ли? - вторая половина тирады была адресована собирающимся зевакам разного пола и возраста, которые как только смолкли выстрелы, высыпали из своих домов и плотной толпой обступили труп диверсанта.

Воспользовавшись тем, что старший патруля плотно увяз в "разборках" с собравшимися селянами, Карасев сунул в коляску мотоцикла автомат, немного поколебавшись бросил туда же ТТ, и перескочив через невысокую ограду "сделал ноги". Ни при каком раскладе общение с "компетентными органами" в его планы не входило. Есть шанс, что до вечера не раскачаются, а там уже такое начнется, что всем станет не до поисков сбежавшего свидетеля.

Занятый столь невеселыми мыслями он осторожно пробирался в густых зарослях обывательской смородины, когда знакомый звонкий голосок заставил застыть на месте.

- Пан солдат - перед ним стояла та самая сероглазая девушка и бакалейной лавки - пан солдат не бойтесь, это я - Кристина.

- А я и не боюсь. С чего ты, ой, то есть вы взяли?

- Я видела, как пан потихоньку сбежал с площади.

- Ну, так уж и сбежал. Просто мне очень надо идти. Тороплюсь очень - Андрей поймал себя на мысли, что краснеет и оправдывается как мальчишка.

- Да, да я понимаю, пан опаздывает - девушка, пряча улыбку, закивала головой - только вам нельзя в таком виде.

- В каком таком виде?

- Посмотрите, у вас же мундир порван.

Действительно на плече зияла солидных размеров прореха, левый рукав гимнастерки не выдержал борцовских упражнений покойного мотоциклиста и был надорван по шву.

- Прошу пана в дом. Я быстро все исправлю.

Пока Карасев разглядывал нехитрое убранство комнаты. Девушка завладела его гимнастеркой, и быстро заработала иглой, не забывая при этом болтать без умолку.

- Ой, пан такой смелый, как он бросился на того, другого солдата. А когда начали стрелять, я очень испугалась. Боялась, что пана убьют - тут девушка осеклась, щеки ее слегка порозовели, она бросила быстрый взгляд на парня и поспешила перевести разговор на другую тему - а что тот солдат он сделал что-то плохое? Почему его убили?

- Так было надо Кристина - почему-то Андрею было невыразимо приятно находиться в обществе девушки, хотелось бесконечно слушать журчание ее голоса, любоваться милым лицом.

- Да, да, я понимаю, пану нельзя говорить. А как вас зовут? Ведь это же не военная тайна?

- Андрей.

- Анджей? Очень красивое имя. Вот мундир, дырки больше нет - внезапно лицо Кристины посерьезнело - я передала дяде то, что вы сказали тогда в лавке. Он сказал, что пан прав, и мы уедем к родственникам на хутор. А еще он сказал ... . Завтра немцы нападут.

- Откуда он знает? - заявление девушки ошарашило.

- У нас много родственников на той стороне. Они уже давно говорили, что-то будет. А сейчас их стали угонять подальше от границы. Я знаю, что такое война. Мы с братом приехали из-под Пшемысля. Отца и маму убило немецкой бомбой. А сейчас все начинается опять. Я хотела предупредить соседей, но дядя сказал это делать нельзя. Соседи могут донести и нас арестуют - девушка всхлипнула и бросила умоляющий взгляд - прошу вас пан Анджей, пожалуйста, не говорите никому, то - что я вам рассказала.

- Хорошо, я никому ничего не скажу. Только вы уезжайте быстрее - слегка сбивчивый рассказ девушки вернул Карасева к действительности - спасибо за помощь, мне надо спешить. До свидания Кристина, берегите себя.

- Нет, это вы берегите себя Анджей. До свидания.

- Ах, черт - Андрей хлопнул себя по лбу - письма, я же их там оставил под лавкой. Мне нельзя туда возвращаться.

- Я сбегаю, принесу. Скажите только где они лежат.

- Там дом с зелеными ставнями и лавочка возле калитки тоже зеленой краской окрашена. По-моему, третий или четвертый переулок от площади.

- С зелеными ставнями? - девушка задумчиво постучала пальчиком по губам - кажется, поняла, это возле Павловских. Подождите меня здесь, я скоро вернусь.

Она убежала, оставив Карасева в почти забытом со времен давно ушедшей юности, состоянии легкой эйфории, эдакого бездумного счастья, которое не могли омрачить ни надвигающиеся грядущие события, ни связанное с ними постоянное чувство тревоги и вины перед окружающими его людьми и ощущение собственной беспомощности, от невозможности что-то изменить.

На заставу он все-таки опоздал, и предстал пред грозны очи начальства на два часа позже, чем было нужно. Выслушав доклад Андрея о происшествии в местечке, в котором он максимально свел к минимуму степень своего участия в задержании диверсантов, начальник заставы - черноусый плечистый мужик лет тридцати с совершенно седыми висками и капитанскими шпалами в петлицах, молча переглянулся с политруком.

- В комендатуре с тебя показания уже снимали? - поинтересовался Рыбаков.

- Нет. Сказали: если буду нужен, найдут. Я же только немного помог и все.

- Так говоришь, они в нашей форме были? На мотоцикле?

- Да один в форме командира, другой в форме красноармейца. Петлицы у обоих саперные. Мотоцикл у них и оружие ТТ и ППД.

- Ладно - капитан махнул рукой - иди, готовься в наряд.

- Товарищ капитан - Андрей направился было к выходу, но вдруг неожиданно сам для себя остановился, решительно отмел терзавшие его всю обратную дорогу сомнения и доложил - местные говорят, что немцы на той стороне что-то готовят. Мирное население угоняют подальше от границы. Считаю, возможна крупная провокация.

Весь остаток дня он провел как на иголках, ожидая, что вот-вот за ним придут. Но время шло никто, а контрразведка интереса к нему не проявляла. Среди пачки писем доставленных на заставу одно было адресовано лично ему. Точнее Андрею Николаевичу Карасеву, неполных двадцати лет отроду. Письмо было от мамы, из Иркутска.

Первым делом Андрей внимательно изучил обратный адрес, улицу Карла Либнехта застроенную сплошь старинными купеческими домами, несмотря на свое шапочное знакомство с этим сибирским городом он знал неплохо. Это уже радовало. Мария Дмитриевна Карасева, судя по содержанию письма, работала учительницей в одной из городских школ, много рассказывала о своей работе, об учениках. Упоминала каких-то ребят и девушек, судя по всему друзей и одноклассников Андрея, кто-то из них женился и вышел замуж, кто-то уехал учиться, кого-то из ребят призвали в армию. В конце шел привет от отца очень занятого по службе, куча поклонов от многочисленной родни, просьбы беречь себя и мягкие упреки, за то, что так редко пишет домой. Обычное письмо солдатской матери, и сам, служа срочную, получал такие пачками. Душу защемило тоской, он почувствовал себя словно виноватым перед этой тихой, доброй женщиной. Вспомнил своих стариков родителей оставшихся где-то в далеком двадцать первом веке, родной Хабаровск с его широкими красивыми улицами, тенистыми бульварами, многочисленными фонтанами и широкой лентой могучего Амура.