Читать книгу "Агент силовой разведки - Михаил Нестеров"

– Поаккуратней с шефом. Он все-таки мой шеф, а не твой.

– Я сказал в том плане, что он действительно занятой человек. Он дал тебе задание закончить дело и в процессе работы обращаться к нему лишь в крайнем случае, так? А это значит, что уникальная коллекция художественных ценностей не выходила у него из головы. Не сегодня, так завтра он поймет, что это дело стало главным.

– А ты психолог.

– Достаточно иметь один глаз и половину мозга, чтобы заметить очевидное. Это сказал Хичкок. Он американский...

– Я знаю, кто он. Не относись ко мне как к деревенщине.

Да, наблюдательности ему не занимать, в такт своим мыслям покивал Егоров. Когда он доложил о том, что на приеме к министру – личный агент начальника ГРУ, то удивился сам себе – почему Болотин не перебил его: «Немедленно ко мне!» Наверное, потому, что слишком неожиданным для него оказалось это событие, застало его врасплох.

А Мартьянов сделал такой ход, после которого Болотин мог ответить только одним: немедленно принять предложение секретного агента, дабы тот не переметнулся к третьему лицу. И чтобы не запутаться в мыслях и не погрязнуть в сомнениях, ему нужно было незамедлительно действовать.

Вчера вечером Болотин обосновал свое решение, хотя мог этого и не делать: его слово – закон. Дело не только в материальной стороне, но еще и в политике, сказал он. Агенты группы «Восток» были прямыми исполнителями громких политических убийств. И этот факт мог выстрелить в самое неподходящее время. А нажать на этот воображаемый спусковой крючок мог тот же начальник военной разведки, не говоря о самих агентах. Болотин мог себе позволить усомниться «в честности и надежности» каждого из них: ведь «001» оказался предателем. И вот вчерашние слова генерала Егоров сегодня выдал за свои собственные:

– Ты выбрал удачное время для атаки на Директора. Ты в курсе его грядущей отставки?

Мартьянов пожал плечами:

– Для меня лично это секрет Полишинеля.

– Ты тоже считаешь его слабой фигурой?

– Я знаю, о чем говорю. Я работал с его предшественником, легендарной личностью: около десяти лет работы первым заместителем председателя КГБ, почти четверть века на посту начальника военной разведки.

– Ну-ну, продолжай.

– О чем говорит слабая фигура начальника разведуправления? О слабом министре обороны и Верховном главнокомандующем.

– Смело.

– При чем тут «смело»? Это уже исторический факт. Эти двое могут потерять уникальное ведомство, считающееся одним из наилучших в своем классе.

– Значит, об отставке ты слышал, – Егоров вернул беседу в прежнее русло. – Но президент готовит еще и приказ о лишении Директора звания и наград советского правительства.

– Да, это хорошая новость, – снова кончиками губ улыбнулся Мартьянов.

Егоров снова попенял самому себе на дефицит времени. На подготовку операции по устранению прямых исполнителей громких политических убийств оставалось восемь дней. Их шестеро. Потом настанет очередь седьмого. И Егоров в упор посмотрел на Вадима Мартьянова.

ГЛАВА 3Цена предательства

Владивосток, 13 января, понедельник

Одетый в теплую куртку-аляску, молодой человек лет двадцати семи за рулем «Тойоты» сейчас нервничал по пустякам: он нажимал на педаль газа, чтобы поднять холостые обороты двигателя, но все впустую:стрелка тахометра снова клонилась к нулю.

Он ждал человека по имени Олег Кангелари. У того накануне состоялся телефонный разговор с Вадимом Мартьяновым. Они договорились встретиться в отделении Сбербанка в 16.00, незадолго до его закрытия. Место встречи удобное прежде всего для Кангелари – сообщил детали Мартьянов; однажды они встречались именно там. Кангелари (третий номер в агентурной группе «Восток») жил буквально через дорогу.

Время на часах – 15.54. Второй сотрудник О-СП сообщил по рации, что Кангелари вышел из дому и направился в сторону Сбербанка. «Осторожный, сукин сын! Идет к перекрестку, чтобы перейти дорогу на зеленый».

Эта пара из подразделения полковника Егорова прилетела самолетом во Владик два дня тому назад, морозным субботним вечером, и при поддержке местных оперативников провела ряд мероприятий. В частности, они определили место фиктивной встречи двух агентов «Востока», на карте проложили маршрут, на одном из участков которого особо обозначили перекресток. Была небольшая вероятность того, что Кангелари сократит путь и перейдет дорогу до светофора, поэтому «Тойоту» поставили за сто метров до перекрестка. Старший пары, взявший на себя функции водителя, поинтересовался у дальневосточного коллеги, какой отрезок времени нужен этой «Тойоте», чтобы проехать сотню метров. Странный вопрос, такой же ответ: «Это смотря с какой скоростью ты будешь ехать». На всякий случай он просветил москвича относительно разгона: до сотни машина разгоняется за семь секунд. Летом. Сейчас зима. Шипованная резина – для понта. Пробуксовало одно колесо, и машина встала. В ходу тут «японки» с чарующей формулой любви: четыре на четыре.

– Он подходит к перекрестку. Видишь меня?

– Да, – ответил водитель. Его напарник был одет в броский ярко-красный пуховик. И вел он агента ГРУ так, что находился от него по правую руку. Удобно, чуть нервно подметил старший пары, резко трогая машину с места. Кангелари остановился, поджидая зеленого света, и невольно посмотрел в сторону ревущей на бешеных оборотах «Тойоты»: столько придурков на дороге...

Номер второй сменил позицию, чтобы отработать по плану «красный», когда клиент остановился на запрещающий сигнал светофора: он стал позади Кангелари. И смотрел на «Тойоту», набирающую ход. В этот момент, когда до перекрестка ей проехать осталось двадцать метров, она набрала шестьдесят километров в час.

Двадцать метров, пятнадцать, десять...

Скорость машины увеличилась.

Пять.

Второй номер толкнул клиента в спину, и «Тойота» ударила Кангелари с такой силой, что шансов выжить у него не было. С искореженным бампером, разбитым ветровым и боковым стеклами, с погнутой передней стойкой, машина проехала квартал и остановилась. Водитель вышел из машины. Через пять минут он и его напарник встретились и сели в другую машину с местным оперативником за рулем. «В аэропорт», – отдал команду старший.

Москва

Солнце во Владивостоке клонилось к закату, в Москве – напротив: девять часов, и утро в самом разгаре. Андрей Немиров сидел на раскладном стульчике, отгородившись от остального мира полиэтиленовой пленкой рыбацкой палатки. Остальной мир в его представлении состоял из льдины, населенной исключительно рыбаками.

Он поймал несколько окунишек, из жалости отпустил ерша, в выпученных глазах которого вдруг увидел немую мольбу: «Отпусти меня...» Загадал пространное желание: «Пусть все будет хорошо, и пусть оно не будет последним».