Читать книгу "Камера смертника - Борис Рудаков"

Мне сразу вспомнился афоризм другого великого мыслителя: «Когда я слышу слово «культура», то моя рука сама тянется к пистолету».

– Наказание должно быть адекватно преступлению, – продолжал философствовать генерал, видимо соскучившийся по свежему слушателю. – Есть вещи, которых прощать нельзя; есть вещи, на которые посягать не дано никому. Не ты родил человека, не тебе его жизнь и забирать. Только закон имеет право карать, потому что закон – высшая сила в любом обществе. А ты-то сам, морячок, из гуманистов, что ли? Сейчас это модно. Христианские мотивы и все такое прочее…

– Нет, Алексей Иванович, я не гонюсь за модой, – искренне ответил я. – Я сторонник того, что и в самом деле есть случаи, когда нельзя огульно судить. Либо смертная казнь для всей этой категории преступников, либо ни для кого. Были у нас и чикатилы, есть у нас и террористы, взрывающие дома с невинными людьми. Тут, я считаю, никаких шансов для раскаяния давать не стоит. Таких только истреблять.

С листком бумаги в кармане я наконец вышел от генерала Коновалова. И всю дорогу до дома меня терзала мысль: чему стоило верить из слов моего собеседника, а чему – нет? На самом деле все так страшно или генерал меня специально пугал? Так сказать, чтобы подчеркнуть свою важность, сложность работы в своем ведомстве…

Эта беседа заставляла меня буквально гореть от нетерпения. Если вчера вечером я просто занялся тем, что приводил в порядок свои дела перед недельной отлучкой, то теперь я буквально рвался к компьютеру. Очень мне не терпелось залезть в Интернет и посмотреть, что я там могу найти по интересующему меня вопросу. Особо я этим вопросом не интересовался, хотя и отмечал появление некоторой информации. Периодически всплывали дискуссии на тему гуманности замены смертной казни на пожизненное заключение, и с основными позициями я был знаком. Помнил я и указы Ельцина – кажется, 96-го года. Но теперь-то прошло уже больше десяти лет, и система все это время работала. Интересно, как?

Первое, что я стал искать в Интернете, – это истоки вопроса. Действительно, как я и помнил, 16 мая 1996 года президент Ельцин издал указ «О поэтапном сокращении применения смертной казни в связи с вхождением России в Совет Европы». Все правильно. Если хотим жить одной семьей, то наши законы должны дудеть в одну дуду.

Потом я нашел еще одну информацию. Оказывается, согласно постановлению Конституционного суда от 2 февраля 1999 года на территории России был введен мораторий на смертную казнь, и действие его распространяется до введения на всей территории России судов присяжных. Это уже было интересно. Значит, это просто приостановление применения смертной казни, а никак не отказ от нее навсегда и бесповоротно из гуманных соображений. Значит, решено не доверять судьям единолично решать судьбу подсудимых в таких сложных и важных делах, какими являются дела «расстрельные». Значит, представители народа в лице присяжных заседателей будут выносить вердикт – виновен обвиняемый или нет. А уж потом закон применит пистолет, или из чего там расстреливают.

– Ира, – позвал я, не оборачиваясь, жену, – ты знаешь, сколько у нас человек расстреливают в стране?

– А у нас расстреливают?

– Пока нет, но расстреливали. Я имею в виду Россию после развала Союза. За это время, оказывается, смертные приговоры выносились 1011 раз.

– Всего? – Ирка оторвалась от ноутбука, где вырисовывала очередной неописуемый шедевр, и с интересом взглянула на меня. – Меньше десяти человек в год по всей стране? Я думала, что больше.

– Большого оптимизма ты у меня человек! Человеколюбивый… Смотри: по официальным данным, в 1992 году в России к смертной казни были приговорены 159 человек. В 1993 году – 157 человек, в 1994-м – 160 человек, в 1995-м – 141, в 1996-м – 153, в 1997-м – 106, в 1998-м – 116, в 1999 году – 19. Только приговорены. А согласно официальной статистике, всего в период с 1992 по 1995 год были собственно казнены только 78 человек.

– Не так уж и много для такой большой страны, – согласилась Ирка. – Интересно, а в США как эти цифры выглядят?

– Не знаю, – пожал я плечами. – А! Вот, смотри, есть еще интересная информация. По сведениям бывшего председателя комиссии по вопросам помилования при президенте, только в 1995–1996 годах были казнены 149 человек. Ни фига себе разница в цифрах!

– Борь, а это не опасно? Эта твоя поездка?

– Ну я же не буду входить в камеры и оставаться наедине с преступниками. Да и никто мне этого не позволит. Моя задача – описать тех, кто и как там сидит. Вот и все.

Ирка что-то буркнула и снова уткнулась в ноутбук рисовать интерьеры. Я продолжал рыться в информации, но мне попадалась все какая-то не очень свежая. Хотя для целей моей работы эти цифры решающего значения не имели. Если будет нужно, то запросим официально по каналам Андрея. А пока что я почерпнул, что в российских колониях содержатся 697 человек, которым смертная казнь заменена на пожизненное лишение свободы. И еще 262 человека, кому казнь была заменена лишением свободы на различные сроки от 15 до 25 лет.

А еще я никак не мог понять, на какой такой мораторий у нас все время ссылаются. Потом до меня дошло, что собственно мораторием на смертную казнь у нас называют два указа Бориса Николаевича Ельцина: один – о постепенном сокращении применения смертной казни, а второй – о помиловании приговоренных к смертной казни ранее. В отношении их смертная казнь была заменена пожизненным заключением. Это как раз и есть 1996 и 1998 годы, когда Россия вступила в Совет Европы и ратифицировала Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод. Естественно, это налагало на нас ряд обязательств, одно из которых – неприменение смертной казни. Также наше правительство должно было через год подписать, а еще через три – ратифицировать Шестой протокол о запрете смертной казни. Оказалось, что он в России до сих пор не ратифицирован, но смертная казнь с тех пор не применяется.

Теперь стало понятно: никакого моратория и не было. Просто название «мораторий» настолько общепринято, что его и стали применять в сложившейся ситуации. Мы свои обязательства перед Советом Европы выполнили, а для него главное, что смертная казнь в государстве не применяется.

А вот и интересующая меня конкретика. Оказывается, у нас в стране всего сидит в колониях чуть меньше миллиона преступников. Ага, подсчитал кто-то! Примерно 680 человек на каждые 100 тысяч населения. И на каждую тысячу осужденных приходится примерно два «пожизненника». А вот эта цифра выглядит уже страшненько. Если учесть, что я еще вычитал в Интернете. Ежегодно к смертной казни и пожизненному лишению свободы судами Российской Федерации осуждается от 250 до 300 человек. Ну-ка, гуманист, посчитай, сколько их будет через год, через десять лет… Не так много в процентном отношении, нежели сколько будет для них создано и на их содержание затрачено.

Оказалось, что эта категория у нас сидит в специальных колониях особого режима в Вологодской, Пермской, Оренбургской и Свердловской областях. Живут в камерах, как правило, не более чем по два человека. Имеют право на ежедневную прогулку продолжительностью полтора часа, два краткосрочных свидания, одну посылку и одну бандероль в течение года. Расходы на питание заключенного с пожизненным сроком – около 20 рублей в день. Прочитав это, я обалдел. Я-то полагал, что осужденные пожизненно – это люди, которые навеки и безвозвратно отсечены от общества. Их нет, хотя их не убили. А они, оказывается, с родными встречаются, посылочки получают… Гуляют, свежим воздухом дышат… Я поймал себя на мысли, что теряю объективность под воздействием эмоций.