Читать книгу "Прощай, оружие! - Эрнест Хемингуэй"

— Постойте, — сказал Ринальди, — пожалуй, не мешает выпить.— Он открыл свой сундучок и вынул бутылку.

— Только не стрега, — сказал я.

— Нет. Граппа.

— Идет.

Он налил два стакана, и мы чокнулись, отставив указательныепальцы. Граппа была очень крепкая.

— Еще по одному?

— Идет, — сказал я. Мы выпили по второму стакану граппы.Ринальди убрал бутылку, и мы спустились вниз. Было жарко идти по городу, носолнце уже садилось, и было приятно. Английский госпиталь помещался в большойвилле, выстроенной каким-то немцем перед войной. Мисс Баркли была в саду. С нейбыла еще одна сестра. Мы увидели за деревьями их белые форменные платья и пошлипрямо к ним. Ринальди отдал честь. Я тоже отдал честь, но более сдержанно.

— Здравствуйте, — сказала мисс Баркли. — Вы, кажется, неитальянец?

— Нет.

Ринальди разговаривал с другой сестрой. Они смеялись.

— Как странно — служить в итальянской армии.

— Собственно, это ведь не армия. Это только санитарныйотряд.

— А все-таки странно. Зачем вы это сделали?

— Не знаю, — сказал я. — Есть вещи, которые нельзяобъяснить.

— Разве? А меня всегда учили, что таких вещей нет.

— Это очень мило.

— Мы непременно должны поддерживать такой разговор?

— Нет, — сказал я.

— Слава богу.

— Что это у вас за трость? — спросил я.

Мисс Баркли была довольно высокого роста. Она была в беломплатье, которое я принял за форму сестры милосердия, блондинка с золотистойкожей и серыми глазами. Она показалась мне очень красивой. В руках у нее былатонкая ротанговая трость, нечто вроде игрушечного стека.

— Это — одного офицера, он был убит в прошлом году.

— Простите…

— Он был очень славный. Я должна была выйти за него замуж, аего убили на Сомме.

— Там была настоящая бойня.

— Вы там были?

— Нет.

— Мне рассказывали, — сказала она. — Здесь война совсем нетакая. Мне прислали эту тросточку. Его мать прислала. Ее вернули с другими еговещами.

— Вы долго были помолвлены?

— Восемь лет. Мы выросли вместе.

— Почему же вы не вышли за него раньше?

— Сама не знаю, — сказала она. — Очень глупо. Это я, вовсяком случае, могла для него сделать. Но я думала, что так ему будет хуже.

— Понимаю.

— Вы любили когда-нибудь?

— Нет, — сказал я.

Мы сели на скамью, и я посмотрел на нее.

— У вас красивые волосы, — сказал я.

— Вам нравятся?

— Очень.

— Я хотела отрезать их, когда он умер.

— Что вы.

— Мне хотелось что-нибудь для него сделать. Я не придавалазначения таким вещам; если б он хотел, он мог бы получить все. Он мог быполучить все, что хотел, если б я только понимала. Я бы вышла за него замуж илипросто так. Теперь я все это понимаю. Но тогда он собирался на войну, а яничего не понимала.

Я молчал.

— Я тогда вообще ничего не понимала. Я думала, так для негобудет хуже. Я думала, может быть, он не в силах будет перенести это. А потомего убили, и теперь все кончено.

— Кто знает.

— Да, да, — сказала она. — Теперь все кончено.

Мы оглянулись на Ринальди, который разговаривал с другойсестрой.

— Как ее зовут?

— Фергюсон. Эллен Фергюсон. Ваш друг, кажется, врач?

— Да. Он очень хороший врач.

— Как это приятно. Так редко встречаешь хорошего врача вприфронтовой полосе. Ведь это прифронтовая полоса, правда?

— Конечно.

— Дурацкий фронт, — сказала она. — Но здесь очень красиво.Что, наступление будет?

— Да.

— Тогда у нас будет работа. Сейчас никакой работы нет.

— Вы давно работаете сестрой?

— С конца пятнадцатого года. Я пошла тогда же, когда и он.Помню, я все носилась с глупой мыслью, что он попадет в тот госпиталь, где яработала. Раненный сабельным ударом, с повязкой вокруг головы. Или спростреленным плечом. Что-нибудь романтическое.

— Здесь самый романтический фронт, — сказал я.

— Да, — сказала она. — Люди не представляют, что такое войнаво Франции. Если б они представляли, это не могло бы продолжаться. Он не былранен сабельным ударом. Его разорвало на куски.

Я молчал.

— Вы думаете, это будет продолжаться вечно?

— Нет.

— А что же произойдет?

— Сорвется где-нибудь.

— Мы сорвемся. Мы сорвемся во Франции. Нельзя устраиватьтакие вещи, как на Сомме, и не сорваться.

— Здесь не сорвется, — сказал я.

— Вы думаете?

— Да. Прошлое лето все шло очень удачно.

— Может сорваться, — сказала она. — Всюду может сорваться.

— И у немцев тоже.

— Нет, — сказала она. — Не думаю.

Мы подошли к Ринальди и мисс Фергюсон.

— Вы любите Италию? — спрашивал Ринальди мисс Фергюсонпо-английски.

— Здесь недурно.

— Не понимаю. — Ринальди покачал головой.

— Abbastanza bene [Недурно (итал.)], — перевел я. Он покачалголовой.

— Это не хорошо. Вы любите Англию?

— Не очень. Я, видите ли, шотландка.

Ринальди вопросительно посмотрел на меня.

— Она шотландка, и поэтому больше Англии любит Шотландию, —сказал я по-итальянски.

— Но Шотландия — это ведь Англия.

Я перевел мисс Фергюсон его слова.

— Pas encore [Еще нет (франц.)], — сказала мисс Фергюсон.

— Еще нет?

— И никогда не будет. Мы не любим англичан.