Читать книгу "Дочь Афродиты - Филипп Ванденберг"

Фемистокл помрачнел.

— Это неправильно, что спартанцы считают себя первыми во всей Греции. Мы не менее сильны, чем они. Мы доказали это в битве!

— Спокойно, спокойно! — воскликнул Мильтиад. — Радость победы заставляет о многом забыть. Иногда можно одержать победу от отчаяния. Возможно, такова и наша победа. Вы что, забыли, какой страх охватил нас перед битвой? Наш славный гоплит Эпицел ослеп от страха, когда во время боя перед ним вдруг оказался полководец Артафрен в своих золоченых доспехах и с черной бородой, которая закрывала почти весь щит.

Пока афинские полководцы спорили о цене победы, прибыли гонцы с востока и юга и сообщили, что персидский флот исчез в направлении Кикладских островов. Гоплиты взревели от радости. Смертельный страх ушел, и напряженность ослабла. Лежавшие в изнеможении воины стали прыгать от радости, бить копьями и мечами по щитам, обниматься и целоваться. Некоторые, пребывая в экстазе, пытались исполнить танец победы. Только мудрый Мильтиад задумался о том, а не является ли отход вражеского флота лишь военной хитростью варваров.

Афинские гоплиты тем временем втаптывали в землю свой страх перед грозным противником. Неожиданная победа на поле битвы над превосходящими силами персов только теперь стала реальностью. Один из воинов сорвал с головы шлем, зачерпнул им песок и, плюнув в него, проревел:

— Пошлите это великому царю Дарию в знак подчинения!

Остальные воины сделали то же самое и закричали:

— Воды и земли для варваров!

Около полудня, когда стояло давящее солнце осеннего месяца метагитниона, а над лагерем растекался запах жирной каши с салом и кислого отвара из трав, прибыл гонец из Марафона и попросил привести его к Фемистоклу.

— Надеюсь, ты принес хорошую весть, — сказал полководец, обращаясь к гонцу.

Тот, опустив глаза, покачал головой.

— Мелисса, гетера твоего сердца…

— Что с ней? Говори!

— Шальная стрела персов сразила ее сегодня ночью прямо в палатке. Она умерла мгновенно, тихо и без мучений.

Фемистокл бесстрастно смотрел на гонца. Но потом его лицо исказилось болью, которая тут же сменилась мрачным гневом. Полководец крепко сжал рукоятку меча. Казалось, он борется с собой перед принятием важного решения. После небольшой паузы он крикнул:

— Оседлайте моего коня! Я еду в Марафон! Фриних поедет со мной!

После победы над персами агора в Афинах на целый день превратилась в сумасшедший дом. Страх и отчаяние последних дней уступили место невиданной доселе раскованности и всеобщему ликованию. С пыльных улиц, застроенных низкими глинобитными домами и мастерскими, на рыночную площадь, окруженную мраморными дворцами с колоннами, белокаменными храмами и позолоченными алтарями, высыпали тысячи людей.

Перед храмами Зевса и Ареса пылал жертвенный огонь. Его поддерживали одетые в белое жрецы, которые бросали на алтари огромные куски жирного мяса. Над центром города поднимался чад. Возвращающихся с битвы бойцов несли на руках, и все старались прикоснуться к их копьям, а если удастся, то и поцеловать их. Роскошные паланкины не могли пробиться сквозь толпу и подолгу стояли в окружении собравшихся на улицах горожан. Базарные воришки и нищие переворачивали корзины торговцев и собирали зеленые фиги и хрустящую выпечку, торопливо пряча добычу в свои карманы. Подростки с жирными завитыми волосами макали пальцы в горшочки с дорогими мазями, стоявшие на прилавках торговцев пряностями, и бросали в толпу стебли растений с терпким запахом. Торговцы тканями отчаянно сопротивлялись напору распоясавшихся эфебов, стараясь спасти свой товар: финикийские ткани и ковры, египетские кружева и сирийские вуали. Напуганные невероятным шумом на улицах, кудахтали куры, крякали утки, скулили собаки, мяукали кошки, ревели ослы и мычали коровы, которых афиняне держали в своих дворах.

— Мы победили! — снова и снова кричал народ. Пестро одетые музыканты со скрепленными обручем длинными волосами играли на цитрах и пели слащавые хвалебные песни в честь бога войны Ареса, которого павшие варвары напоили своей кровью. Другие что есть мочи восхваляли несущую щит и копье совиноокую Афину Палладу, защитившую город своей рукой.

На ступенях колоннады собрались фокусники, предсказатели и сутенеры. Фокусники проводили показательные бои. Они театрально били друг друга мечами и пиками, не нанося при этом никаких повреждений. Два слепых прорицателя сидели, скрестив ноги, и кричали толпе что-то непонятное. Сутенеры расхаживали с увитыми цветами посохами, похожими на фаллос. Со словами: «Хотите получить небольшое удовольствие?» — они предлагали пышнотелых рабынь всех цветов кожи и тщедушных мальчиков по таксе три обола[21]и выше.

Мужчины на агоре составляли подавляющее большинство, потому что афинские женщины покидали дом очень редко и только в сопровождении мужа или гинеконома, мужчины-блюстителя нравственности. В этих случаях афинянки выходили шикарно разодетые, в длинных прозрачных нарядах с завышенной талией и глубоким декольте. Их волосы были завиты и собраны в затейливый пучок, а лица накрашены суриком и свинцовыми белилами. Чем светлее был тон на лице женщины, тем она считалась респектабельнее. Женщин, которые пробивались сквозь толпу в одиночку, толкали и дергали. Это были либо рыночные торговки, либо девушки сомнительного поведения, которым можно было отпустить сомнительный комплимент или даже сделать предложение, не прослыв при этом невежей.

Недалеко от места, где едкий запах сжигаемого мяса и ладана смешивался с отвратительной вонью, доносившейся от канала сточных вод, ругались две женщины из Алопеки, пригорода Афин. Ссора не заслуживала бы внимания, если бы это не были супруги известных мужей-полководцев, с ранней юности не знавшие никакой нужды: Поликрита, супруга Аристида, сына Лисимаха, и Архиппа, супруга Фемистокла, сына Неокла.

Они во весь голос спорили, чей муж сделал больше для победы при Марафоне. Пятидесятилетняя Поликрита орала с пеной у рта, обзывая Фемистокла неопытным выскочкой, который всегда больше говорит, чем делает. С этим никак не могла согласиться ее противница Архиппа, которая была на два десятка лет моложе, но ничуть не привлекательнее. Худая и длинная, с вечно унылым выражением на лице, она назвала Поликриту жалкой домоправительницей. Мол, супругой Аристида ее считать нельзя, потому что каждый в Афинах знает, что день он проводит в обществе красивых мальчиков, а ночь — с третьеразрядными гетерами. Это привело Поликриту в бешенство.

Все больше людей останавливалось, чтобы поглазеть на них.

— Это я не выполняю своих супружеских обязанностей?! — кричала Поликрита, стоя на другой стороне улицы. — Кто бы уж говорил, только не ты! Вспомни, как ты забросила старшего сына. Мальчик целыми днями болтался без присмотра, его укусила лошадь, и он умер! А твой муж Фемистокл потерял интерес к женщинам, с тех пор как во время хоровода мальчиков увидел этого красавчика Стесилая и стал засыпать его подарками!