Читать книгу "Пир попрошаек - Дэниел Худ"

«Да, мастер, — незамедлительно отозвался дракончик. — Только сперва тебе надо сбыть с рук этого мертвеца».

— Что-что, а настроение он портить умеет! — пробормотал Лайам себе под нос, но улыбки не погасил. В конце концов, если дело уже на мази, разве может его застопорить какой-то мертвец?

2

Зима давно вступила в свои права, и на улицах Саузварка не было столь шумно, как в летнюю пору. Но и сейчас город не казался безлюдным, тепло одетые горожане, погруженные в праздничные хлопоты, с веселым гомоном сновали туда-сюда. Как обычно, Лайам тут же сделался центром внимания: там, где он проезжал, гомон смолкал. Ну что за странные люди! Как будто им не на что больше таращить глаза. Начинаются дни сплошного веселья, гуляй себе в свое удовольствие, не задевая других. Но кое-кому этого мало. Кое-кому обязательно нужно при виде одинокого всадника сначала прикусить язычок, а потом, когда всадник проедет, шепнуть с замирающим сердцем соседу: «Подумать только, это же наш чародей! Я сразу его узнал, он живет в предместье, в доме умершего Тарквина!» И нет ничего на свете, что могло бы заставить смолкнуть змеящийся за его спиной шепоток.

«Даже если по улицам Саузварка прошествует живая богиня, это займет умы горожан не больше чем на пару недель», — удрученно подумал Лайам. Богиня Саузварк действительно посетила. И совсем недавно, но Лайам предпочитал об этом не вспоминать. Зато неделя после столь впечатляющего события стала для него воистину благословенной. Явление грозной Беллоны затмило все, и городские сплетники сутками судачили только о ней. Лайам вздохнул облегченно, в те дни всем было не до него. Но страсти улеглись, а богиня не возвращалась, а Лайаму приходилось бывать в городе, и жадные взгляды зевак вновь обратились к его скромной персоне. Ему оставалось только стискивать зубы и сжимать кулаки.

«Вот будет шуму, если кто-то прознает, что у меня за спиной! Доброй славы это мне никак не добавит!» Лайам повернулся в седле и осторожно поправил холстину, прикрывавшую труп.

Легкий снежный покров, укутавший Саузварк этой ночью, на городской площади был грубо истоптан и превращен в грязь. И хотя птицами и игрушками сегодня не торговали, рыночные ряды выглядели весьма оживленно. Горожане толпились возле лотков с подогретым вином и горячей едой, над которыми витал дух разгорающегося веселья. Лайам верхом протолкался через толпу, привлекая к себе любопытные взгляды. Привыкнуть к ним он не мог, но старался не замечать.

По случаю праздника фасад здания городского суда украсили длинными связками веток. Зеленая гирлянда вилась над рядами редко разбросанных окон, оживляя уныло-серую облицовку стены. Какой-то шутник прикрепил несколько веток и к стенке соседнего (совсем уж угрюмого) здания грубой кладки — там размещались канцелярия Кессиаса, казарма стражников и городская тюрьма.

Лайам спешился. Охранник, стоящий на высоком крыльце, не обратил него никакого внимания, он сосредоточенно грыз жареные каштаны.

— Доброе утро! Эдил Кессиас у себя?

— Так точно, квестор! — рявкнул поперхнувшийся стражник и моментально вытянулся в струнку.

Квесторами именовались в войсках герцога Саузварка офицеры особого назначения. Это звание Кессиас полушутя-полувсерьез присвоил Лайаму во время их совместной охоты на убийцу Тарквина, но среди стражников оно прижилось. Впрочем, сам Лайам за собой никаких особых достоинств не числил и офицером (тем более столь высокого ранга), естественно, себя не считал.

Охранник, торопливо сбежав по ступеням, сказал:

— Если вы собираетесь его навестить, я присмотрю за чалым.

Лайам бросил ему поводья.

— Тогда уж приглядите и за поклажей. Не подпускайте к ней никого.

Канцелярия начальника городской стражи, собственно говоря, находилась прямо в казарме, вдоль стен которой тянулись ряды неряшливо заправленных коек и валялось оружие, а посреди возвышались бочонки с напитками. Несколько стражников в дальнем конце помещения жались к зеву огромного, жарко пылающего камина.

Возле другого камина, расположенного неподалеку от входа, за простеньким столиком восседал, склонив голову, сам эдил. Отблески пламени плясали на лоснящейся от жира и времени ткани его рабочей туники.

Кессиас с большим подозрением приглядывался к листу бумаги, лежащему перед ним. Из черных косм бороды бравого стража порядка торчало перо, кончик которого то нервно подрагивал, то начинал двигаться из стороны в сторону.

— Доброе утро! — негромко произнес Лайам, стаскивая перчатки и роняя их на поверхность стола. — И счастливых гулянок!

— Веселых пирушек, Ренфорд, — со вздохом сказал эдил, выплевывая перо. — У нас говорят: веселых пирушек, а не счастливых гулянок.

— Ну, значит, веселых пирушек! — повторил Лайам. К тому, что эдил пребывает не в лучшем расположении духа, он отнесся спокойно. Лицо Кессиаса казалось неестественно бледным, а набрякшие веки и покрасневшие прожилки в глазах указывали, что их владельца терзает похмелье. — Я вижу, одна из них уже состоялась. Отметили праздничек, а?

— Нечего тут праздновать — ни мне, ни вам, — буркнул эдил. Потом, еще раз тяжко вздохнув, он отодвинулся от стола вместе со стулом. — Сказать по правде, Ренфорд, иные праздники лучше бы и не наступали совсем…

Лайам заподозрил, что дурное настроение Кессиаса вызвано не только похмельем, и решил пока помолчать о том, с чем он приехал. Ему не хотелось с места в карьер добавлять к горестям друга еще и эту заботу.

— Что-то не так?

Эдил фыркнул и на какое-то время зажмурился, яростно растирая виски.

— У вас, сдается мне, на сегодня назначена встреча с госпожой Присциан?

— Ну да, назначена… — медленно ответил Лайам. — И что же из этого следует?

Кессиас открыл глаза и одарил Лайама тяжелым многозначительным взглядом.

— На вашем месте я отложил бы визит на более подходящее время. В кварталах богачей неприятности, и можете не гадать, в чьем доме стряслась беда.

— А что случилось? — спросил Лайам, внезапно встревожившись. — Она умерла?

Вот новость! Но что же могло с ней стрястись? Госпожа Присциан, несмотря на свой возраст, еще на прошлой неделе выглядела удивительно бодро.

Кессиас с нетерпением отмахнулся.

— Да нет, она-то живехонька! Все значительно хуже. Вы ведь слыхали о знаменитом драгоценном камешке Присцианов? — Лайам быстро кивнул. — Ну так вот — этот камень украли.

Какое-то время мужчины молчали. Кессиас энергично встряхивал головой, пытаясь унять ломоту в висках, а Лайам обдумывал новость. Он прикидывал, каким боком это событие может помешать его планам. Выходило, что никаким. Фамильная реликвия Присцианов считалась бесценной, то есть, если говорить другими словами, практической стоимости не имела. Ее нельзя было ни продать, ни купить. Значит, финансы судовладелицы какими были, такими остались, и, следовательно, ничто не мешает госпоже Присциан вложить их в дело, выгодное для обоих партнеров.