Читать книгу "Электропрохладительный кислотный тест - Том Вулф"

К тому же кругом сплошные игры. Добропорядочный мир снаружи состоит, похоже, из миллионов людей, обманным путем втянутых в игры, о которых они даже не имеют ни малейшего представления. Из-за завесы солнечного света, заливающего Харриет-стрит, появляется и входит в гараж парень, которого все зовут Зануда, и бац! - не дожидается даже метафор. Никогда в жизни я так быстро не вступал в отвлеченную дискуссию с абсолютно незнакомым человеком. С места в карьер мы заводим разговор об играх. Зануда - парень молодой, красивый, широколицый и длинноволосый, с челкой в точности как у принца Вэльянта из комиксов, на нем свитер из джерси с высоким воротом и металлическими звездами, напоминающими те, что носят на погонах генералы. Он говорит:

- Игры так глубоко проникли в нашу культуру, что... - слухи слухи самомнение шмоны промывка мозгов приговоры законы - ... надо постоянно сопротивляться... - тут Зануда напрягает ладони и резко, словно приемом каратэ, сводит вместе кончики пальцев...

Однако мысли мои разбредаются. Мне трудно слушать, потому что я зачарованно гляжу на пластмассовый футлярчик с зубной щеткой и пастой, который Зануда держит одним большим пальцем. Футлярчик дрожит у меня перед глазами, когда сходятся руки Зануды... Ну и чудные же собрались здесь бродяги! Вот парень с генеральскими звездами на джерси читает нечто вроде вечерней проповеди о прегрешениях рода человеческого, и вдруг - зубная щетка! - ну конечно же! - он чистит зубы после каждой еды! - в самом деле, чистит. Он чистит зубы после каждой еды, невзирая на то что они живут в этом гараже, как цыгане, без горячей воды, туалета и кроватей, если не считать парочки матрасов, с набивкой которых давно слились в единое целое грязь, пыль, сырость и порывистый ветер, и они лежат, растянувшись на подмостях, в автобусе, в кузове пикапа, и ноздри их забиваются плесенью...

- ...но знаешь, что мне пришло в голову? Люди уже начинают разгадывать приемы ведения игр. Не только торчки и им подобные - все люди. Взять ту же Калифорнию. Здесь испокон веков существует такая пирамида...

При этом Зануда руками чертит в воздухе контур пирамиды, и я зачарованно смотрю, как скользит вверх по одной из ее граней пластмассовый футлярчик с зубной щеткой, блестящий-блестящий...

- ...надо переступить границы этого дерьма,- говорит Зануда, а голос у него искренний, звонкий и мелодичный, как у выпускника школы, произносящего прощальную речь, словно он только и сказал, что: п у с к а й б у д у щ и е с т а р ш е к л а с с н и к и з а п о м н я т н а ш д е в и з...переступить границы этого дерьма...

...на пластмассе чудесная полоска света, ровный, неподвижный луч из прошлого, откуда явился Зануда. И вот я уже испытываю его вновь, ах, этот приятный зуд, я только что извлек метафору - кусок трансцендентального дерьма - из его прикольного футлярчика для зубной щетки...

- ...переступить границы этого дерьма."

В помещение Склада входит рослый парень - весь в оранжево-синем, как паяц в пантомиме, и с намалеванной на лице оранжевой маской дневного свечения, отчего он удивительно напоминает Духа. если вы, конечно, еще помните ту серию комиксов. Мне говорят, что это Кен Бэббс, который во Вьетнаме был пилотом вертолета. Я завожу с ним разговор и спрашиваю, как там было, во Вьетнаме, и он мне отвечает, совершенно серьезно:

- Ты и вправду хочешь знать, как там было?

- Да.

- Иди сюда. Я тебе покажу.

Он уводит меня в глубь гаража и показывает на картонную коробку, стоящую на полу, просто на полу, среди всеобщей разрухи и безумия.

- Все там, внутри.

- Все там, внутри?

- Именно, именно, именно.

Я запускаю руку в коробку и извлекаю оттуда машинописный манускрипт страниц в четыреста-пятьсот Принимаюсь листать. Это роман, о Вьетнаме. Я смотрю на Бэббса. Он одаривает меня теплой дружеской улыбкой, и его маска ярко светится и морщится.

- Все там, внутри? - говорю я.- Тогда, сдается мне, нужно время, чтобы во всем разобраться.

- Да, да, именно! именно! именно! - говорит Бэббс заливаясь таким смехом, точно в жизни ничего забавнее не слыхал. - Да! Да! Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Именно! Именно! - и маска на его лице светится и дергается. Я снова кладу роман в коробку, и теперь мне предстоит целыми днями рецензировать роман Бэббса о Вьетнаме лежа на полу гаража среди всей этой сумятицы, словно в ожидании смерча, который наконец выхватит рукопись у меня из рук и расшвыряет по всему округу Сан-Франциско, а Бэббс где-то поблизости будет твердить очередной одураченной жертве: "Да, да, именно! именно! именно!".

В ожидании Кизи спешно собирались все Веселые Проказники. Прибывает Джордж Уокер. На Уокере ни какого театрального наряда. Он похож всего лишь н подтянутого светловолосого студента и одет в рубашку с короткими рукавами и вельветовые штаны. Он улыбчивый и общительный - ни дать ни взять славный многообещающий юноша с Западного побережья, за исключением кое-каких необязательных деталей типа оставленной им на улице гоночной машины "лотос", покрытой краской дневного свечения так, что она вспыхивает в сумерках, когда скользит на своих четырех колесах по закоулкам калифорнийских предместий. И еще Пол Фостер. Фостер, насколько я понял, своего рода безумный гений, гений в области компьютеров, и всевозможные фирмы с названиями типа "Технифлекс", "Дигитрон", "Солартекс", "Автоматон" охотятся за ним, пытаясь его заполучить и заставить за громадные деньги что-то там для них делать... Ну, гений он или не гений - этого мне не понять. А безумцем он смотрится стопроцентным. Ссутулившись, он сидит в углу, в театральном кресле чахлая фигурка, облаченная, однако, в немыслимое количество одежд. Кажется, на нем не меньше восьми клоунских панталон, натянутых друг на друга, одни грязнее других, все черные, покрытые сажей, рваные, лоскутные, эфемерные. Голова его почти начисто выбрита. Он настолько худ, что кажется, и плоти на голове не осталось, и, когда он сокращает челюстные мускулы, возникает эффект приведенной в движение искусно сработанной схемы анатомического строения с мелкими лицевыми мышцами, ушными косточками, оболочками, связками, мышечной тканью, узелками, наружным покровом, о нагромождении которых никто прежде и не подозревал; все это внезапно открывается взору и, следуя некоей сложной цепной реакции, приобретает четкость изображения. А челюстные мускулы он сокращает непрерывно, сосредоточиваясь - с опущенной головой и горящими глазами,- сосредоточиваясь на чертеже, который делает в блокноте, чертеже чрезвычайно мелком, но, судя по тому, как он сосредоточен, имеющем решающее значение...

Черная Мария сидит на складном стуле с невыразимой улыбкой на лице, но не произносит ни слова. Один из Людей-Флагов, худощавый малый, рассказывает мне о том, как мексиканцы помешаны на гуарачес. Дорис Копуша рассказывает мне...

- У них свой собственный прикол,- продолжает Зануда. - может, он не такой уж и крутой, но они уже начинают переступать границы этого дерьма. Старое триединство-то все еще остается: Сила, Положение, Власть, а к чему им поклоняться этим старым богам и этим отжившим формам власти?..