Читать книгу "Патология общественной жизни - Оноре де Бальзак"

Еще вчера французы — хилый и вырождающийся народ, лишившийся своих доспехов, — соблюдали обряды отжившей религии и поднимали знамя свергнутой власти. Теперь же всякий человек, который захочет возвыситься, будет рассчитывать только на собственные силы. Праздные люди превратятся из идолов в настоящих богов. Богатым будет считаться тот, кто умеет использовать свое богатство, великим — тот, кто умеет придать законченность своей жизни в целом, ибо и государи и народы уже поняли, что отныне самому красноречивому символу не заменить власть. Приведем пример: мало кому приходит в голову изображать Наполеона в императорской мантии; повсюду мы видим его в скромном зеленом мундире и треуголке, со скрещенными на груди руками. Вся эта комедия с венчанием на царство лишает его облик подлинной поэзии. Низвергнув Наполеона с вершины колонны[39], враги лишь еще больше возвеличили его. Отбросив имперскую мишуру, Наполеон поднялся на недосягаемую высоту; он сделался символом своего века и прообразом века будущего: человек могущественный всегда прост и спокоен.

После того как дворянские грамоты утратили свою власть, после того как внебрачный сын банщика-миллионера и талантливый художник уравнялись в правах с сыном графа, люди обрели возможность оценивать друг друга по достоинству. Таким образом, социальные различия в нашем обществе сгладились: остались одни оттенки. Отныне лишь знание правил хорошего тона, благородные манеры и нечто, являющееся плодом безупречного воспитания, отделяют праздного человека от человека трудящегося. Все привилегии теперь проистекают из превосходства морального. Потому-то многие люди придают такое большое значение образованию, правильности речи, грации манер, умению непринужденно носить одежду, убранству жилища, наконец, совершенству всего облика человека. Разве наши нравы, наш образ мыслей не накладывают отпечаток на все, что окружает нас и нам принадлежит? На смену прежней поговорке, бывшей в ходу среди избранников-придворных, пришло выражение: «Скажи мне, как ты разговариваешь, ходишь, ешь, одеваешься, и я скажу тебе, кто ты». Сегодня маршал Ришелье невозможен[40]. Пэр Франции и даже сам государь рискуют пасть ниже избирателя, владеющего сотней экю, если лишатся уважения окружающих; быть дерзким и распутным не дозволено никому. Чем большее влияние оказал разум на вещный мир, тем чище, возвышеннее и благороднее сделалась повседневная жизнь.

Христианская революция[41]исподволь вытеснила политеизм феодальной эпохи, однако материальные и бренные символы нашего могущества по-прежнему одушевлены неподдельным чувством. Мы вернулись к исходной точке — почитанию золотого тельца, — с той лишь разницей, что идол говорит, ходит, думает — короче говоря, он настоящий великан. Так что бедному Жаку-Простаку долго еще ходить в ярме[42]. Сегодня народная революция невозможна. Если кое-где короли и падут, произойдет это, как во Франции, благодаря холодному презрению людей мыслящих.

Итак, в наше время, чтобы вести элегантную жизнь, мало родиться дворянином или сорвать крупный куш в одной из жизненных лотерей, надо еще обладать тем непостижимым даром (своего рода разумностью чувств!), который позволяет нам окружать себя вещами подлинно прекрасными и добротными, вещами, гармонирующими с нашим обликом и нашей судьбой; обладать тем утонченным чувством меры, которое — при постоянном его упражнении — позволяет постигать отношения между явлениями, предвидеть следствия событий, определять место и значение предметов, слов, идей и людей. Одним словом, основа элегантной жизни — высокая идея гармонии и порядка, призванная одухотворять вещный мир. Отсюда — следующий афоризм:

IX. Богатыми становятся, элегантными рождаются.

Опирающаяся на такой фундамент, увиденная с такой высоты, элегантная жизнь уже не случайная шутка, не пустое слово, которое мыслящие люди презрительно отбрасывают, как прочитанную газету. Напротив, элегантность находится в прямой зависимости от строения общества. Разве не господствует она в нравах и обычаях тех избранников судьбы, которые умеют с удовольствием пускать на ветер свое состояние и добиваться у народа прощения за свою удачную карьеру, оказывая ему разнообразные благодеяния? Разве не является она показателем развитости страны — ведь она соединяет в себе все виды роскоши? Наконец, если она — признак совершенной натуры, разве не обязан каждый человек стремиться исследовать ее, постичь ее тайны?

В таком случае вопрос об отношении к быстро сменяющимся веяниям МОДЫ приобретает значение первостепенное: ведь mens molem agitat[43]; ум человека проявляется в том, как он держит трость. Социальные различия стираются и сходят на нет, но есть сила, создающая новые разграничения; сила эта — общественное мнение: ведь мода всегда была не чем иным, как общественным мнением в области костюма. Поскольку костюм — самый действенный из символов, революция не обошла и моду: сукно боролось с шелком. Впрочем, сегодня мода распространяется не только на одежду и внешний вид. Материальная сторона жизни вследствие всеобщего прогресса заметно усовершенствовалась. Всякой нашей потребности посвящена нынче целая энциклопедия, и наша плотская жизнь стала зависеть от широты человеческих познаний. Следственно, диктуя законы элегантности, мода распространяется на все ремесла. Она — основа дел и изделий. Разве не является она печатью, скрепляющей те открытия и изобретения, что украшают жизнь человека? Разве не составляет она почетную награду гения? Приветствуя прогресс, становясь его символом, она предводительствует всем: она производит перевороты в музыке, словесности, живописи и архитектуре. Иными словами, трактат об элегантной жизни, включающий в себя незыблемые принципы, которыми должно руководствоваться мыслящее существо, созидая внешнюю сторону своей жизни, может, пожалуй, быть назван метафизикой вещного мира.