Читать книгу "Рыбки в пятнах света - Рику Онда"

она все время носила, пропала, что стало с оставшейся?

– А что с правой сережкой? – спрашиваю я. – Выбросила?

С усмешкой она закрывает правое ухо и не спеша поворачивается ко мне:

– А ты как думаешь?

Это проверка.

Она действительно хочет узнать, что я думаю.

«Когда теряешь половину, другая становится не нужна», – слышится в голове шепот того человека.

Глава 4

Что касается «Жемчужной сережки», то я уверена в правоте своей версии.

Женщины – это существа, способные отринуть прошлое и продолжать жить дальше. А вот мужчины, выполняя свою работу, обращаются за подсказками к историческим романам. Оставшихся в прошлом женщин они рассматривают как свои трофеи, полагающиеся им награды, в то время как женщины сосредоточены лишь на настоящем и будущем. Конечно, попадаются женщины, зацикленные на прошлом, и внутри меня тоже сидит такая. Не буду отрицать. Но обычно я держу ее в отдельной комнате, где она, как гость, может сколько угодно жаловаться на судьбу. Лишь изредка допускаю ее в гостиную и позволяю вволю искупаться в жалости к самой себе. Для женщины пожалеть себя – развлечение.

В любом случае я бы не стала оставлять одну сережку. Но нынешний случай – исключение.

То, что я потеряла любимые сережки, – правда только наполовину.

Одна сережка лежит во внешнем кармане его кожаной сумки, которую он носит на плече.

Я смотрю на эту потертую, янтарного цвета сумку, лежащую сейчас с ним рядом. Она напоминает какое-то маленькое животное, устроившееся отдохнуть. Вот в ней и лежит одна моя сережка.

Нам с ним нравятся сумки. Иначе мы не покупали бы каждый сезон новые, мало чем отличающиеся от предыдущих. Легко клюем на симпатичные кармашки, разные «функциональные» отделения. Однако все эти многочисленные и якобы полезные карманы в повседневной жизни быстро превращаются в черные дыры.

Это сразу становится понятно, когда начинаешь копаться в сумке, чтобы найти то, что тебе нужно.

Билеты в кино, чек на оплату такси, который ты искала, пуговицы от кардигана, чьи-то адреса, записанные на клочках бумаги, – все эти предметы, прежде такие нужные, что ради них всю сумку перероешь, возникают, выцветшие и потускневшие, как мусор, который выбрасывает на берег прибой. У них уже истек срок действия, их снова засунут куда-нибудь, откуда они уже больше не появятся.

Прошлой ночью я положила одну сережку в карман его сумки.

Постаралась засунуть поглубже.

Сердце колотилось со страшной силой. Наверное, так чувствует себя человек, устанавливающий мину или ловушку.

Казалось, карман, куда я запихала сережку, тускло светится.

Когда он обнаружит сережку?

Завтра? Через несколько месяцев? А может, никогда, и сережка окажется на свалке вместе с сумкой?

Я представляю, как она валяется на куче мусора – кожа почернела, кое-где протерлась до дыр.

Почему я это сделала? Зачем? Из сентиментальности? На какие-то гарантии надеялась? Сама не знаю, думаю я, глядя на него.

А он думает о том, осталась у нее в правом ухе сережка или нет. И лицо у него такое серьезное.

Мне нравится это его выражение.

Когда он размышляет о чем-то серьезном, на лице появляется характерная тень. Не знаю, как объяснить мои ощущения, но в такие моменты кажется, будто на поверхность выплывает прячущаяся где-то в глубине тоска, которую обычно он, как человек, умеющий хорошо скрывать свои чувства, никому не показывает.

Однажды, заметив, что я погружена в свои мысли, он сказал, что слышит доносящийся откуда-то шум прилива. С чего это его потянуло на лирику, подумала я тогда, но сейчас мне кажется, что он указывал на охватившую меня тревогу.

В его раздумьях я вижу свет. Одинокий луч в безмолвном мраке.

Но этот луч устремлен в пустоту.

– Она на месте, – решительно заявляет он.

С усмешкой я убираю руку, закрывавшую правое ухо. На кончике пальца виден вдавленный след от камешка на сережке.

– Угадал.

Увидев циркониевую сережку, он замолкает, и тут же на его лице появляется выражение облегчения.

– Я рад.

С этими словами он тянется к бутылке с вином, я ищу взглядом пластиковые стаканчики.

– Давай выпьем. Так, а штопора нет.

Штопор-то я сунула в одну из коробок.

– Не проблема.

Он берет лежавшую на татами сумку.

У меня непроизвольно вырывается «ой».

Он легко открывает сумку и, пошарив в ней, достает складной армейский нож, в котором есть консервный нож, ножницы и масса других полезных приспособлений. Он все время носит его с собой. Нож швейцарский; штопор тоже имеется.

К карману, где лежит моя сережка, он не прикоснулся.

Я наблюдаю, как он ловко откупоривает бутылку, и чувствую, что немного уязвлена. Примерно так ощущает себя женщина, когда мужчина не замечает, что она сменила прическу.

Ну что ж, и так бывает.

Он наливает мне вина в стаканчик, и мне в голову приходит другая возможная интерпретация «Жемчужной сережки»: даже если она бросила сережку под кровать, как хотела, он вполне мог оказаться не таким шустрым и в суете и неразберихе не заметить ее под кроватью, тем более что кровать никто не передвигал годами, и под ней наверняка лежал толстый слой пыли. Уж мою маленькую циркониевую сережку он точно бы не нашел.

От этой мысли у меня голова закружилась.

– Ты чего улыбаешься?

– Да так просто.

Сдерживая улыбку, я вручаю ему стаканчик и наливаю вина.

– Почему ты подумал, что я оставила вторую сережку? Я же говорила, что женщина из песни, скорее всего, ее выбросила.

Настала его очередь улыбнуться.

– Аки! Ты в два раза сдержаннее других людей, но и вдвое сентиментальнее.

Я непроизвольно скривилась.

Раньше мне было бы приятно слышать такие слова, но сейчас почему-то они пронзают мне сердце.

Он сразу замечает мою реакцию, и в его глазах мелькает раскаяние.

– То же самое могу о тебе сказать.

Сверкнув на него глазами, я легко провожу пальцем по горлышку бутылки и добавляю:

– Мы с тобой похожи.

Во рту вдруг появляется горький привкус.

Я торопливо делаю глоток вина.

Он подносит стакан ко рту вслед за мной.

Слабый ветерок пробирается в комнату через окно, словно желая сгладить возникшую между нами неловкость.

Почувствовав вдруг усталость, я потягиваю вино в повисшей тишине.

Он тоже пьет и вертит в пальцах ярко-красный складной нож с открытым штопором.

Поскорее бы все это кончилось.

Его пальцы, белые и длинные, продолжают ласково поглаживать инструмент.

Я вдруг ощущаю дежавю.

Мне уже доводилось видеть такую же сцену. Вот только где?

– Сыру хочешь?

Он бросает взгляд на пакет из супермаркета, будто только что вспомнил о нем. А манипуляций