Читать книгу "Чтобы ахнули - Лариса Каневская"

бархатной тряпкой?! У костюмчика вашего юбка сорок восьмого размера, а пиджак — пятидесятого, а у Ани сорок четвертый размер, если вы до сих пор не разобрались…

— Как?! Мне ж его с витрины сняли с манекена. Манекен был Аниного размера, костюм на нем сидел как влитой…

— Вы — простота, Виктор! Знаете, вот вам мой совет: привозите гонорары валютными чеками, а уж мы с Анечкой сами будем отоваривать их в «Березках»… и с размерами не ошибемся… Боже мой, я даже не стану Ане рассказывать про кольцо с изумрудом! Как можно так опростоволоситься?! Пусть это останется нашей маленькой… мм… не такой уж и маленькой тайной. Все же я не хочу, чтобы дочь с вами развелась, хотя на ее месте я бы… мдааа… изумруд — достаточный повод…

— Знаете, Елена Артуровна, если б вы были на Анином месте, я точно не женился бы, уж извините…

— Ах, вот как? Анечка, пойди сюда, доченька!

— Ма-а?

— Ты знаешь, что твой, с позволения сказать, золото-ручкин мог тебе из Колумбии привезти не бархатный костюмишко, а золотое кольцо с огромным изумрудом?! За те же деньги! Изумруд — на всю жизнь, на века, в наследство детям и внукам, а что костюм? Перешьешь, относишь и выбросишь…

— Мамааа, я же просила тебя не трогать Витю! Меня все устраивает, а у тебя свой муж есть. Я же не говорю Андрею Романовичу, что тебе дарить и как себя вести…

Елена Артуровна негодующе замахала руками:

— Ах ты неблагодарная! Как ты смеешь мне про Андрея что-то лепетать? Я замуж вышла второй раз из-за тебя, чтоб ты не страдала от безотцовщины…

— Я тебя не просила! И не страдала!

— Не перебивай мать! Вышла замуж, чтоб ты не переживала, что твой папаша нас бросил. И что, скажешь, Андрей Романович тебе плохим отчимом был? Признавайся, паршивка! Слава богу, обута-одета была лучше всех…

— Паршивка??? Елена Артуровна, ну, вы даете! — Виктор стукнул кулаком по столу так, что все вздрогнули.

— Папа не НАС бросил, а тебя! У меня НИКОГДА, слышишь, никогда не было безотцовщины, папа всегда любил меня, хоть и умер рано — ты его доконала, а Андрей Романович, как был чужим человеком, так и остался. — Аня заплакала, рванулась к дверям, крикнув: — Витя, мы сегодня же переезжаем к тебе, я тут ни дня не останусь!

— Не забудь, неблагодарная, забрать изумрудный костюмчик и больше к Зине не обращайся, ходи в том, что привозит тебе твой благоверный, который в размерах «не ошибается»! Ха-ха-ха!

— Мама, замолчи, ты уже достаточно наговорила! Витя, не слушай ее!

— Аня, до «паршивки» я не обращал внимания, но теперь все. Уезжаем…

— Скатертью дорога! Намыкаетесь еще по коммуналкам…

— Елена Артуровна, если бы вы не были матерью моей жены, я бы…

— Что? Ударил бы? У вас, простых мужиков, так, кажется, принято, ваш отец…

— Знаете, Елена Артуровна, это просто подло…

Когда за Аней и Виктором закрылась дверь, Елена Артуровна опомнилась, выбежала на балкон, перевесилась через перила и закричала:

— Анечка, не уходи, родная, я все поняла, прости меня!!! Мне без тебя ничего не нужно, я жить без тебя не хочу… и не буду…

Аня подняла глаза:

— Мама, прекрати, сейчас все соседи сбегутся, тебе будет стыдно. Иди оденься, дождь идет!

— Мне все равно! — Елена Артуровна перелезла через ограждение и стояла на крошечном скользком выступе.

— Боже мой, Витя, вдруг мама сейчас упадет, что делать?!

— Мдаа, вот это номер, не ожидал… Елена Артуровна, крепко держитесь за перила, ждите нас. Мы возвращаемся, — скомандовал Витя.

— Да-да. — Елена Артуровна закивала головой, хотела что-то сказать, но покачнулась и едва не сорвалась, но успела зацепиться. Тапочки слетели вниз с четвертого этажа.

Проследив за их полетом, она представила себя на их месте, голова закружилась. Почти теряя сознание, цепляясь из последних сил, она с трудом дождалась, когда хлопнет входная дверь.

Увидев заплаканную и перепуганную дочь, зарыдала:

— Прости меня, Анечка, я только сейчас… поняла, я поняла. Витя, прости меня!

— Держитесь.

Виктор подхватил тещу под руки и перевалил внутрь, ободрав локоть о край перил. Ноги дрожали от напряжения: теща-то на добрых два размера больше Ани. Елена Артуровна сползла на мокрый пол и обхватила Витины ноги.

— Спасибо тебе, Витя! Анечка, береги моего зятя — тебе повезло с ним… нам повезло. Простите меня, дети, я буду стараться… очень. Только не уезжайте. Никогда!

— Мама, а я ведь сказала Зине, чтобы костюм не ушивала, он твоего размера. Витя угадал. Просто хотел сюрприз сделать.

— И под глаза вам, Елена Петровна, подходит.

Белый горошек

После окончания ПТУ Тоню приняли в институт секретарем-машинисткой. В училище ей как отличнице собирались дать рекомендацию в вуз, но Тоня отказалась: скорей бы начать работать. Она ведь ушла из школы после восьмого класса, поскольку денег в семье катастрофически не хватало: у родителей, помимо Тони, было еще четверо детей. Шестнадцатилетняя Тоня — самая старшая, потом Маша, еще Вася с Ирой, двойняшки. «Настоящая семья — Семь Я: мама, папа, три девочки и два мальчика…» — гордился отец. Он работал бухгалтером в строительном тресте. Мама — воспитательницей в детском саду.

Объявление о вакансии Тонин отец прочел в «Вечерке» (газета «Вечерняя Москва»): декану одного из факультетов Бауманского института, находившегося неподалеку от их дома, срочно требовалась секретарша. Тоня поспешила в Бауманку. Декан встретил девушку недоверчиво: на вид — совсем подросток, но аттестат с отличием и строгий взгляд красноречиво говорили, что девушка ответственная и старательная.

Работы у Тони — невпроворот, бумаг — несметное количество: предыдущая секретарша последние дни перед декретным отпуском плохо себя чувствовала и забросила дела. Тоню работой не испугать. Она с детства была прилежной девочкой, привыкла трудиться: вместо кукол — младшие братья и сестры. Когда Тоня устроилась на работу, мама предупредила:

— Теперь сама уж себя обеспечивай. Кормить дома буду, как всех, а одевать — нет. Ты теперь рабочий человек, сама должна понять, как деньги зарабатываются и на что тратятся.

Зарплату Тоне назначили пятьдесят пять рублей. Половину зарплаты Тоня отдавала маме на продукты, оставшиеся деньги тратила в студенческой столовой на обеды, немножко оставалось на походы в кино и эклеры, которые Тоня обожала. В институте обещали к концу года, если не будет нареканий, премию в двадцать рублей. Какие там нарекания — девушка заслуживала только похвалы.

Печатная механическая машинка требовала максимального сосредоточения. Клавиши тугие, буквы приходилось изо всех сил вбивать пальцами, а потом еще вручную передвигать тяжелую каретку.