Читать книгу "Холодное послание - Дарья Сергеевна Литвинова"

и хуже. Еще со школы у нее была особенность – устные работы она сдавала великолепно, а письменные делала долго, тщательно, но все равно ухитрялась ошибаться, потому что не могла сосредоточиться до конца. Зная русский язык на крепкую четверку, она до восьмого класса перебивалась с неудов на тройки, пока ей не разрешили сдавать материал отдельно, устно, наедине с преподавателем. Наизусть декламируя поэмы, не сбиваясь ни на секунду, одно четверостишье Рита переписывала около получаса и в итоге делала кучу ошибок. Естественно, математика, русский язык и рисование в число ее любимых предметов не входили, но по остальным в дневнике красовались отлично – за устные выступления ее даже поощряли грамотами. В школе Рита неизменно участвовала во всех утренниках и капустниках – суфлером: она могла заучить огромные куски текста, но боялась выступать со сцены и была рада помочь хотя бы так: подсказывая нерадивым актерам их роли.

В институте она сразу почувствовала себя белой вороной: старомодное платье, волосы, туго стянутые в пучок на затылке, удобные ортопедические туфли, потрепанный ридикюль. Девчонки-первокурсницы были свеженькие, стройные, в разноцветных джинсах – Рита только в институте узнала, что джинсы бывают не только синими! – и в обтягивающих кофточках, они казались пришельцами из другого мира. На первой же лекции Рита, которая сидела позади всех, поняла, что она здесь чужая. На нее чуть ли не пальцем показывали, тихонько хихикая. Потом одна из девочек, высокая красавица Ольга Малышева, подошла к ней и громко, на всю аудиторию, спросила:

– А вы преподаватель или студентка?

– Я студентка, – запнувшись, ответила Рита.

– А какого курса?

– Первого.

– А сколько вам лет?

– Мне восемнадцать.

– Я думала, тридцатник минимум, – удивленно протянула Ольга и повернулась к своим подругам. – Девчонки, ей восемнадцать… слушай, а ты в какой группе будешь учиться?

– В третьей.

– В моей, что ли? Вот не повезло нам… А ты перевестись не хочешь?

– А зачем мне переводиться? – не поняла Рита, на всякий случай решившая переспросить. – Еще даже занятия не начались, а специализация будет только на третьем курсе…

– Это нам два года твою унылую рожу видеть? Ужас…

– Да подожди, может, раньше вылетит, – махнула рукой девчонка, стоявшая в проходе. – Деревня же, куда ей в городской институт. Слушай, а чем от тебя пахнет? – вдруг спросила она и подергала точеным, чуть вздернутым носиком. – Правда, пахнет…

От Риты могло пахнуть сиреневым мылом, которым она вымыла утром голову, о чем она хотела сказать, но ее перебили:

– В сумке навоза прихватила, вот и пахнет. Деревня…

Прозвище «Деревня» приклеилось к ней почти сразу же. «Эй, Деревня, не садись сюда, испачкаешь лавку»; «Не трогай мои вещи, Деревня, у тебя руки потные»; «Деревня, если ты еще раз придешь в этом платье, не постирав его, мы напишем в деканат жалобу: воняет на весь кабинет!»; «Сейчас была в туалете, после Деревни, меня вывернуло!» Рита утыкалась глазами в книжку, строки расплывались, а под учебным столом она стискивала руки до боли в суставах. До слез эти пигалицы ее не доведут, твердила Рита про себя. А шутки становились все злее – если в начале семестра однокурсницы просто дразнили ее и выставляли дурой перед преподавателями, то в конце, перед зимней сессией, перешли к более серьезным унижениям. На физкультуре она оставила свою сумку в раздевалке, а когда вернулась, нашла в ней испачканную туалетную бумагу и прокладки. Когда выпал снег, пальто Риты стащили из раздевалки, облили водой и выставили на мороз; к третьей паре оно так задубело, что Рита волокла его домой в руках, как человека, а потом долго разбивала на балконе ледяную корку. Сильный организм не дал ей заболеть, но руки потрескались и долго не заживали, как ни мазала она кожу детским кремом. На экзаменах она шла последней, когда уставшие преподаватели уже почти не слушали ее ответы и ставили оценки на бал ниже, хотя в устных зачетах Рите не было равных; в первых пятерках ее в кабинет не пускали. В честь окончания сессии курс закатил новогоднюю вечеринку; Риту, естественно, не позвали, да она и сама бы не пошла. Как раз перед Новым годом они сдавали последний зачет, философию, и кто-то украл ведомость у преподавателя. Было предложено сделать обыск, и, когда все вывалили содержимое сумок на столы, ведомость оказалась в ридикюле Риты. Как она ни старалась держаться, но поняв, что ее отчислят и придется вернуться домой, представив гнев родителей, у нее случилась истерика, из которой девушку смог вывести только врач скорой медицинской помощи, вызванный замдекана. К счастью Риты, преподаватель философии относился к ней более чем лояльно и, кроме того, имел некоторое представление о ее курсе, поэтому никаких санкций применено не было. Группе вынесли замечание, а зачет по философии перенесли на тридцатое декабря. Рита получила отлично.

Это происшествие сильно подорвало ее нервы. Новый год она провела, уткнувшись лицом в стену; Сурика не было дома, он уехал с друзьями и вернулся только второго января, с царапиной на лице, пьяный и раздобревший. Он вытащил бумажник, швырнул сестре на кровать несколько купюр и сказал: «С праздничком! Иди купи себе шмоток и мазилок, а то на тебя смотреть страшно». Рита аккуратно прибрала купюры и положила в тумбочку. На хозяйство. Все-таки новогодняя неделя, хочется себя побаловать вкусной едой, может, даже купить шампанского. А вещи… зачем они ей.

Сурик к сестре относился странно. Совершенно не уделяя ей внимания, он тем не менее ухитрялся проверять ее успехи в институте и нещадно орал, когда у Риты были плохие оценки. Никакие доводы насчет ее травли со стороны однокурсниц Сурена не убеждали.

– Они тебя травят?! – выкатив глаза, кричал он. – А ты отвечай! А ты отвечай, овца! Что ты сидишь и ждешь, пока об тебя ноги вытрут, а?! А ты возьми – и вломи им, насри там на стол! Сука, ну не мне же с малолетними бабами разбираться?! Не будь овцой! Не будь овцой! Повтори, что я сказал?!

– Не будь овцой, – покорно повторяла Рита, глядя себе под ноги. Она очень не любила, когда брат начинал орать.

– А сейчас ты кто?!

– Я?

– Ты, ты, ты кто сейчас?! Ты – овца! Повторяй!

– Я овца.

– Так не будь овцой!! Повторяй!!

Рита повторяла. Наоравшись, Сурик несся в ванную, засовывал голову под холодный кран и долго фыркал, остужаясь; Рита в это время на скорую руку готовила ему перекусить. Выйдя из ванной, Сурен плюхался за стол и начинал есть, поматывая головой. В такие минуты ему хотелось поговорить.

– Ты пойми, – с набитым