Читать книгу "(С)нежные дни - Наталья Литтера"

– Значит так, Сёбушка, всю душу ты мне вымотал. Решай: либо прямо сейчас целуешь и говоришь, что жить без меня не можешь, либо уеду завтра же с генералом, и гори оно все синим пламенем.

Никуда она, конечно, с генералом, не уехала бы. Не нужен был ей генерал, да и Пашка всего на свете важнее. Но Себастьяну знать об этом необязательно. Услышав такое, он сначала побледнел, потом покраснел, потом снял очки и поцеловал. Как птенчик – робко и несмело. Но у Марго и от такого поцелуя голова закружилась. Обхватила она его своими теплыми руками и ответила. А тут и Сёбушка осмелел, и они бы еще долго самозабвенно целовались, если бы не послышалось рядом легкое покашливание. В общем, жизнь, кажется, начала налаживаться, Марго даже пригласила Себастьяна праздновать Новый год вместе, но коварный аппендицит внес свои коррективы.

На следующий день после экстренной операции Марго лежала под капельницей и писала сообщение: «Я в больнице, Сёбушка. Новый год придется отменить».

Сказка

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. Звали его царь Баюн. Как кота. Только кот своими сказками людей зачаровывает, а царь-государь зачаровывал молчанием. За него его жена говорила, Марфа Дормидонтовна. Вяжет свой разноцветный носок царица и говорит, где какой овощ садить, какую рыбу к столу подать, какого скомороха за смелые песни наказать. Царь-батюшка только царские указы диктовал, и был у него для этого личный писарь Фернандо. Имя у писаря редкое, заморское. Долго привыкали к нему здешние люди, удивлялись. А все дело в том, что отец Фернандо служил послом, много ездил, много видел и познакомился во Фрязии с изобретателем – очень умным человеком. Вернулся посол домой и захотел, чтобы его сын тоже стал умным. Жена как раз была на сносях, и как срок подошел, сын родился, нарекли его Фернандо. Имя не подвело. Оказался ребенок семи пядей во лбу. И писать умел, и книги иностранные читал, и летописи наизусть знал. Да вот беда, то ли от учености своей, то ли от природы был он очень застенчивым. За девками не бегал, песни им не пел, хороводы, как другие молодцы, не водил. Меткой стрельбой из лука не удивлял, силу богатырскую не показывал. Все сидел в светелке да царские указы писал.

Жила в царском тереме Забава – девушка нрава доброго и веселого. Хоть рода она была не царского, да только красавица такая, что вились за ней и парни дворовые, и охотники, и дружинники. Вились, зубы скалили. Да все зря. Приглянулся Забаве писарь семи пядей во лбу, парень ласковый и застенчивый. Только что с ним делать, не знала Забавушка. Уж и на луг Фернандо звала ромашки с колокольчиками собирать, и в лес по ягоды. Был он смирный, послушный, венок из колокольчиков плел да на девушку надевал, корзину с земляникой носил, но все никак не мог набраться смелости и поцеловать.

«Что же, – думала Забава, – неужто в царском тереме нет книг ученых, как за девицами ухаживать? Вон парни наши дворовые книг не читают, а за девками ухлестывают – любо-дорого посмотреть. Мой же хоть ученый и покладистый, а ровно птенец желторотый».

Вздыхала Забава и не знала, как расшевелить Фернандо.

А ведь не она одна замечала его чистую душу. Много по терему незамужних девок ходило. Кто капусту царскую солил, кто за детками царскими приглядывал, кто царицу-матушку песнями развлекал, пока она свой носок вязала.

Того и гляди уведут писаря.

Три ночи не спала Забавушка, все думала, как приворожить молодца. И придумала.

Был в лесу за высокими соснами, за старыми елями пруд. Если двое в нем искупаются, то вовек уже не расстанутся. Только купаться надо ночью лунной, чтобы звезды отражались в темной воде, а русалки тихо пели песни. Если молодец один приходит к тому пруду – уносят его русалки в свое подводное царство навечно, а если с девицей – то встречают их как гостей и поют волшебные привораживающие песни.

Приняла решение Забава и пошла утречком к царскому писарю.

– Всем ты хорош, Фернандушко, – сказала она, перекидывая через плечо толстую косу, – да больно робок. А у меня годы бегут. Пойдешь со мной на пруд купаться?

– Пойду.

– И ночью пойдешь?

– А ночью зачем?

– Нешто не знаешь?

Посмотрел Фернандо на Забаву удивленно и ответил:

– Пока не знаю, но к вечеру узнаю.

И стал писарь семи пядей во лбу царские летописи перебирать. Разве есть что-то, что ему неведомо?

Ожидание праздника

– Огурец как настоящий! – В руках Пашки блестел темно-зеленый, с пупырышками, стеклянный огурец, а Катя держала царевну в нарядном кокошнике. Внизу, у самых ног царевны, была прищепка, с помощью которой она крепилась к елке.

В коробке еще лежали сосульки, космонавт, крошечные домики, разноцветные шары и даже стеклянные бусы. Теперь подобное только в музее можно увидеть. Да и сама елка хоть и искусственная, а совсем не такая, какие сейчас продаются в магазинах. Иголки жесткие, пластмассовые.

– Столько лет елку не вынимали, все сосновыми ветками обходились, – сказала Тамара Ивановна, прилаживая белую простыню на табурет. Елка была небольшая, поэтому, чтобы придать ей высоту, поставили на табурет, который теперь следовало задрапировать.

– Это типа снег? – поинтересовался Пашка, вешая на ветку огурец.

– Это типа сугроб, – в тон ему ответила Тамара Ивановна.

Борис Ильич, сидевший рядом и занятый распутыванием гирлянды с фонариками, хмыкнул.

В доме чувствовалось предпраздничное настроение, и, казалось, ничто, никакая непредвиденная ситуация или неприятность, не могло испортить ожидание праздника.

Утром забегал Себастьян Петрович, взволнованный и оживленный. Оказалось, Марго ему написала об операции и попросила привезти необходимые вещи, от зубной щетки до тапочек. У нее же в больнице совсем ничего нет.

– Марго сказала, вы мне поможете, – с надеждой посмотрел на Катю учитель истории. – Рыться в женских вещах – это как-то… неприлично.

– Конечно, неприлично, – согласилась Катя и позвала на помощь Пашу, который точно знал, что где у них в квартире находится.

Вообще, жить с мальчиком оказалось не так уж и сложно. Он спал в гостиной на диване, рядом были его игрушки. Вчера по всей квартире устанавливали в вазы пушистые сосновые ветки, а потом украшали их игрушками, которые вместе покупали в хозяйственном магазине. Одним словом, очень серьезно готовились к празднику. Ждали звонка от Марго, сами не звонили, боялись потревожить не вовремя. После обеда Марго позвонила, сказала, что ее перевели в обычную палату, но под праздник больных оказалось немного, так что в палате она одна, «никто рядом не храпит и не сморкается».

Потом Катя из комнаты вышла, дав поговорить матери и сыну без свидетелей, тем более пора было заняться приготовлением ужина.