Читать книгу "Американец - Массимилиано Вирджилио"

Лео шевельнул ногой и снова стал чеканить мяч, теперь поочередно – то левой, то правой ногой.

– Кто, отец? – В его улыбке сквозила гордость. – Не думаю. Винченцо сильный…

До чего странный парень. Называет отца по имени. Я бы до такого не додумался. Я знал, что моего отца зовут Эдуардо и все обращаются к нему именно так, но для меня – и только для меня – он был «папой».

– Давай мяч погоняем? – предложил Лео. Он отвел взгляд от мяча и внимательно на меня посмотрел. Глядя в его синие глаза, я вспомнил свой первый вечер в Неаполе, когда он так отважно дал отпор моему отцу.

– Не могу.

– Всего пару ударов.

– Мне домой надо, я продукты принес.

Он схватил меня за рукав.

– На воротах стоять умеешь?

Я почувствовал, как панический ужас охватывает каждую клеточку моего тела. От него пахло пылью и пóтом. Я разрывался между безумным страхом, что он вот-вот схватится за нож, и безумным желанием к нему присоединиться.

– Мне нужен кто-то, по кому бить мячом, – добавил он.

– Не умею! – Я рывком высвободился и пошел к подъезду.

– Эй! – окликнул меня Лео. – Вернись! Эй!

Не хотелось лишний раз показывать, что я трус, поэтому я остановился и повернулся к нему. Его силуэт четко вырисовывался на фоне красного заката – один в один финальный кадр японского мультфильма.

– Ну чего?

– Знаешь, почему Даниелино Карапуз больше не ходит в школу?

– Он переехал на север. Так директор сказала.

– Ну да, – фыркнул он. – Конечно.

– Ты еще что-то знаешь?

Лео мотнул головой в направлении моего балкона.

– Они тебе никогда ничего не расскажут.

И в самом деле, стоило мне спросить родителей, где теперь живут Даниелино с учительницей, как они изменившимися голосами заговаривали о другом.

– Что с ними случилось?

Лео подхватил мяч обеими руками – на его лице снова заиграла издевательская ухмылка – и сказал:

– Если завтра выйдешь во двор и встанешь на ворота, расскажу.

* * *

На следующий день я без особого труда смог выбраться на улицу. В это время родителей почти никогда не было дома, особенно отца. Для него банк всегда стоял на первом месте. На тот момент Эдуардо как раз овладел всеми необходимыми навыками для построения скромной карьеры. Без способностей, причем куда более широких, чем многие думали, нельзя было стать хорошим служащим: без умения добиваться максимального результата минимальными усилиями, плыть по течению и в нужный момент вылезать на берег, выполнять указания других людей и в то же время работать на себя. Однако ключ к успеху заключался в первую очередь в понимании ситуации.

Он уяснил суть будущей работы еще до того, как перешел на новую должность. Каждое утро в самых разных филиалах Банка Неаполя какое-то количество служащих заболевало или просило отгул, и каждый день головной офис на виа Толедо присылал кого-нибудь на замену. Эдуардо и другие резервисты фондового отдела закрывали брешь на передовой, где велась самая важная из битв – за сбережения итальянцев.

По этой причине для сотрудников, в ожидании назначения томившихся в зале на первом этаже, ежедневно были забронированы места в первом классе по основным направлениям: одно на рейсе в Милан, одно – в Турин, двухместная каюта на кораблях в Палермо и Кальяри и даже целый вагон в скоростном римском поезде. В течение двадцати четырех часов банк был готов отправить своего человека в отделения Лондона, Парижа, Берлина, а приложив чуточку дополнительных усилий – и в Гонконг, Буэнос-Айрес или в филиал на Парк-авеню в Нью-Йорке. Головной офис не скупился, когда надо было поддержать регионы, где не хватало работников.

Еще Эдуардо понял, что к моменту выхода на пенсию успеет поглотить неимоверное количество кофеина. Каждый час под разными благовидными предлогами устраивались перерывы на кофе. Напиток был сладким: бариста из ближайшего бара «Сплендоре» любил подавать его клиентам, добавив в чашечку ложку кремины, которую он зачерпывал из миски под стойкой. Бунт против сего ритуала повлек бы за собой конфликт со столпом национальной кредитной системы – человеком с креминой. В долгосрочной перспективе это могло нанести куда больший урон, чем высокий гликемический индекс.

Он понял, что с сигаретами тоже перебирает. Больше никаких легких «Линда», которые он курил в Бари, – теперь только «Стоп» без фильтра, одна за одной. Каждый раз, выйдя из бара с Паскуале и другими коллегами, он останавливался перекурить на небольшой площади, где царила тишина и росла вековая бугенвиллея. Там же находился украшенный деревянной резьбой вход в какой-то офис. Со временем отец узнал, что видневшийся в глубине бледный как смерть мужчина, уткнувшийся в монитор, выполняет одну из самых отвратительных обязанностей: там выставляли на аукцион арестованную недвижимость некредитоспособных плательщиков.

За несколько недель мой отец понял еще одну вещь: когда клиент просит о займе, то всегда выглядит так, будто не слишком в нем нуждается, когда же приходит время возвращать кредит, тотчас дает о себе знать притаившийся в нем бедняк.

Постигая правила игры, он также понял, что умение предугадать, будет ли возвращен кредит, сродни искусству предсказания – под стать гороскопам Анны. Наверняка известно лишь то, что, переступив порог банка, любой человек всегда делает одно и то же – лжет.

– Поэтому мы требуем предоставить нам целую кипу бумаг, прежде чем выплатить хотя бы лиру, – повторял Паскуале, его наставник с того самого дня, когда он впервые появился в отделе и увидел, как сотрудники бродят по залу с отсутствующим выражением лица и шушукаются друг с другом, – круговорот галстуков в косую полоску и натертых до блеска туфель.

Ему повезло. Он давно знал Паскуале Сомму, сына мыловара с виа Дуомо. Тот был кем-то вроде бродячего старьевщика, вселявшего ужас в ребенка из бедной семьи. В последний раз они виделись, когда мыловар пришел к ним с сыном, чтобы забрать стиральную машину: дон Джеппино, отец Эдуардо, не смог за нее расплатиться.

– Но одних бумаг недостаточно, ты должен раскусить клиента, чтобы понять его, и все равно ты так и не узнаешь до конца, кто перед тобой… – делился опытом Паскуале, указывая на бледного человечка за письменным столом. – Ты даже представить себе не можешь, какие шакалы тут крутятся, когда начинаются торги. Просто в банке все что угодно, даже бедность, может обернуться богатством.

Понять эту премудрость мой отец был неспособен. Он мог признать, что богатство порой выпаривается до бедности, но никак не допустить, что бедность конденсируется в богатство. Он, как и его отец, слишком долго жил впроголодь, чтобы вообразить нечто подобное.

Со временем он понял, что в банке существовала устоявшаяся привычка – держать фирменные канцелярские товары не в ящиках стола, а в коридоре, у всех на виду. Оттуда канцтовары начинали свой причудливый путь и распространялись в виде ненавязчивой рекламы всемогущего Банка Неаполя среди тех, кто к Банку Неаполя никакого отношения не имел. Теоретически это выглядело воровством и убытком для учреждения, на практике же это была маркетинговая стратегия. Год за годом, день за днем Эдуардо приходил домой, нагруженный скрепками, степлерами, антистеплерами, дыроколами, обложками, файлами, почтовыми бланками, ручками, карандашами, ластиками, резинками, скотчем, пачками бумаги, ежедневниками, блокнотами, грифелями, механическими карандашами, чернилами и ножницами всевозможных размеров. В тучные годы он даже сумел вынести две печатные машинки «Оливетти Леттера 22».