Читать книгу "Аччелерандо - Чарлз Стросс"

Он заходит в номер, ИИНеко радостно мяукает. Она трется головой о его ногу, прося внимания к своей скромной робоперсоне. Это – последняя модель от «Сони», и она очень даже пригодна для основательного апгрейда; в свободные часы Манфред, пользуясь программным обеспечением из открытых источников, пытается расширить возможности ее встроенной нейросети. Нагнувшись, он гладит ИИНеко, потом сбрасывает одежду и направляется в ванную. Оставшись в одних «умных очках», он ступает в душевую, набирает код – «горячий пароконденсат». Душевой компьютер пытается завязать с ним дружескую беседу о футболе, но Манфред не способен сейчас сосредоточиться даже на незатейливой болтовне ассоциативной нейросети. Сегодня что-то пошло не так, и это мучает его, хоть он и не может до сих пор понять, что именно.

Вытираясь полотенцем, Манфред зевает. Истощение окончательно берет над ним верх, брызжет в глаза липким молоком – ни дать ни взять Оле-Лукойе. На ощупь он добирается до прикроватной тумбочки, грызет, не запивая, две капсулы мелатонина и еще одну – с антиоксидантами и поливитаминами. После – падает навзничь на кровать: ноги вместе, руки врозь. Свет в номере плавно приглушается, следуя команде распределенных сетей отеля. Их мощность достигает тысяч петафлопс, и посредством «умных очков» они тесно связаны с его мозгом.

Манфред ныряет в океан бессознательного – глубокую пучину, где живут миллионы ласковых голосов. Манфред и сам говорит во сне, пусть и не осознает этого. Его путаный бубнеж, может быть, и не скажет ничего человеку, но для сущности, притаившейся в его очках и уже ставшей полноценным расширением его мозговой активности, он исполнен глубокого смысла. В этом бормотании – увертюра юного постчеловеческого разума, что председательствует в этом картезианском театре сознания.

В мгновения сразу после пробуждения Манфред Масх всегда наиболее уязвим. Он с криком ныряет в объятия утра, когда искусственное освещение заливает комнату. Какое-то мгновение он даже не уверен в том, что вообще спал. Вчера ночью Манфред не укрыл свои мощи одеялом, и теперь собственные пятки кажутся ему ледышками. Буквально трепеща от непонятного напряжения, он достает из небольшой дорожной сумки свежее исподнее, натягивает вареные джинсы и майку. Сегодня надо будет уделить немного времени себе родимому и разжиться новой футболкой на амстердамском базаре. Ну или нанять какого-нибудь услужливого Рэнфилда [15], чтоб похлопотал за него. Кроме того, не помешало бы отыскать какой-нибудь спортивный зал и немного размяться, но ему катастрофически не хватает времени: очки напоминают, что он отстал от жизни на целых шесть часов, которые теперь надо наверстать. Зубы в деснах ноют, да и вообще в рот будто набрызгали «Агента Оранж». За ночь ощущение, будто накануне что-то пошло не так, никуда не делось; уразуметь бы только, что именно! Возя по зубам щеткой, Масх методом скорочтения осваивает новенький томик поп-философии, после чего уходит на публичный сервер отзывов и оставляет там комментарий о прочитанном. На парочку дежурных высокопарных тирад для персонального сайта времени уже нет, да ему сейчас и не хочется ничего писать: в голове мгла, мысли – как запекшаяся кровь на скальпеле. Ему нужен стимул, запал, интрига. Как бы там ни было, а до завтрака все подождет.

Когда он распахивает дверь спальни, то едва не наступает на маленькую картонную коробушку, всю в разводах от влаги, примостившуюся прямо на ковре.

Такие коробушки он уже видел прежде. На картоне – никаких пометок, одно только его имя, выведенное нелепым, каким-то детским, почерком. Склонившись, Масх боязливо подбирает посылку. Она весит ровно столько, сколько нужно; в ней что-то перекатывается – если повернуть набок. И еще в ней что-то воняет. Чувствуя, как внутри закипает злость, Масх несет посылку в комнату, открывает – и худшие опасения мигом подтверждаются.

Мозг котенка удален – выскоблен, как вареное яйцо из скорлупы.

– Вот дерьмо, – сообщает Масх пустоте номера. Впервые за все время безымянный кошачий маньяк подступил прямо к двери его спальни. Что само по себе нервирует.

Манфред на мгновение замирает, настраивая свои информационные приложения на сбор сведений о статистике правонарушений, мерах по поддержанию порядка и местных законах о жестоком обращении с животными. Он задумывается, не набрать ли два-один-один по архаичному голосовому телефону, чтобы сюда приехали? ИИНеко, перенимая его тоску, забивается под комод и тоскливо мяукает. Будь обстоятельства иными, Масх на минутку отложил бы все дела и успокоил ее, но сейчас само присутствие кошки в номере оказалось вдруг остро смущающим, подчеркивающим неправильность ситуации. Она ведет себя как-то уж слишком реалистично для робота, словно каким-то неизвестным образом сознание умерщвленного (почти наверняка – в интересах какого-то сомнительного опыта по выгрузке нейронов в Сеть) котенка влезло в ее пластмассовую черепушку.

– Дерьмо! – снова ругается Масх и потерянно озирается. В конце концов ему на ум приходит достаточно легкий путь: он сбегает вниз по лестнице, перескакивая по две-три ступеньки зараз (и из-за этого спотыкаясь на лестничной площадке второго этажа), и уже внизу твердым шагом направляется к дверям столовой с целью предаться надежным, как сама Вечность, утренним ритуалам.

Несмотря на обилие высокотехнологичных нововведений, суть завтрака – все та же, что и прежде. Уминая на автомате миску кукурузных хлопьев, Манфред читает статью о стеганографии, особо заостряя внимание на стеганографических погрешностях. Потом он идет за добавкой: складывает на тарелку ломтики чудаковатого на вид голландского сыра и отрубные хлебцы и всю эту нехитрую добычу несет к столу. На столе его ждет чашка с черным как ночь кофе. Масх с радостью хватает ее, махом отпивает половину… и только теперь замечает, что больше не один. Кто-то сидит напротив. Одного взгляда на незваного гостя хватает ему, чтобы натурально остолбенеть.

– Ну привет, Манфред. Скажи мне, каково это – чувствовать, что должен государству двенадцать миллионов триста шестьдесят две тысячи девятьсот шестнадцать долларов и пятьдесят один цент? – Ее улыбке позавидовала бы и Мона Лиза – так много в ней любви вперемешку с осуждением.

Манфред приказывает «умным очкам» перевести все-все текущие процессы в ждущий режим и ошалело таращится на нее. Вот так явление. Безупречное, как и всегда: деловой костюм цвета вулканического пепла, волосы, покрашенные в каштановый и собранные в тугой узел пышной лентой. В глазах – озорные искры. Она всегда была красавицей – если бы захотела, стала бы моделью. Значок на лацкане – электронный шпион, гарантирующий профессионализм и подобающее поведение сотрудника госслужбы, – сейчас отключен.

Манфред еще не отошел ни от мертвого котенка, ни от смены часовых поясов, а в голове у него по-прежнему полный бедлам, так что он ершится:

– Цифры взяты с потолка. И на что твои боссы надеются? Раз подошлют тебя – так я сразу и стану шелковым? – Он демонстративно надкусывает бутерброд. – Или ты просто решила передать черную метку лично и испоганить мне завтрак?