Читать книгу "Как украсть короля - Арина Полякова"

Через некоторое время в дверях наконец-то показался озадаченный Эдуард в сопровождении Гитлера, который очень внушительно и красноречиво о чем-то говорил ему. Уоллис вспоминает, что в тот момент она не могла отвести глаз от харизматичного нацистского лидера. Несмотря на грубость ткани его традиционного коричневого партийного костюма[131], руки его показались американке длинными и изящными, как у музыканта, а глаза его буквально приковывали к месту – светло-голубые, пронзительные, с бесконечной внутренней мощью. Когда Уоллис удавалось встретиться с Гитлером взглядом, он спустя долю секунду отводил глаза, не проявляя никакого интереса к ней. Американка решила, что, скорее всего, он просто не интересуется… женщинами.

По дороге в Мюнхен Уоллис пыталась выудить из Эдуарда, что же произошло во время их разговора с фюрером.

– У тебя был интересный разговор с Гитлером? – Да, очень, – ответил герцог, не отводя глаз от газеты, которую держал в руках.

– Вы говорили о международной политике? – настаивала Уоллис.

– Так, дорогая… Ты знаешь мое правило относительно политики. Я ни с кем о ней не разговариваю. И уж точно я бы никогда не позволил себе пуститься в подобную дискуссию с Гитлером.

– Но ты был с ним целый час. О чем вы говорили? – не терпелось Уоллис.

– В основном говорил он.

– И о чем же он говорил?

– Об обычных вещах. О том, что он пытается сделать для Германии, и о том, как противостоять большевизму.

– И что же он сказал о большевизме?

– Что он против него.

Как написала Уоллис в своих мемуарах, это было все, чего ей удалось добиться от мужа. Учитывая то, что герцог имел привычку почти без разбора делиться с ней всем подряд, такой диалог представляется странным. Однако она ведь должна была написать что-то в оправдание своей поездки в Третий рейх – о чем бы там речь ни шла, что бы там ни происходило, Уоллис должна была продемонстрировать, что к ней лично это отношения не имело.

Есть и другая версия их встречи с фюрером: Адольф Гитлер в окружении свиты лично радушно встретил Виндзоров на ступенях своей резиденции, как только их автомобиль подъехал к Оберзальцбургу, что подтверждается документальными фотографиями. А холодности, недоступности и официоза, которые Уоллис описывает в своих мемуарах, не было и в помине. Напротив, Гитлер пытался создать максимально дружескую обстановку и расположить бывшего короля Эдуарда VIII и его избранницу к себе. Более того, Гитлер заранее сделал распоряжения, чтобы к американке относились как к монаршей особе. Чтобы пленить герцогиню окончательно, фюрер проявил особую галантность, поцеловав ей руку[132].

Адольф Гитлер провел для них небольшую экскурсию по дому, показав старинные картины и гобелены времен Фридриха Великого (1712–1786), после чего пригласил в огромный холл, где сам подвел Уоллис и Эдуарда к окну, указав на красоту долины. Через несколько минут он попросил принести всем чай с угощениями и находился с Виндзорами на протяжении всего их двухчасового, а не часового, как указывает Уоллис, визита, за исключением двадцати минут, во время которых он и Эдуард уединились для разговора в кабинете фюрера.

Историк Ричард Гаретт считает, что основной темой разговора между фюрером и бывшим королем было отречение. Гаретт также отмечает, что, по словам Адольфа Гитлера, это было глупым и необдуманным шагом со стороны Эдуарда – променять власть на любовь и что, если бы ему предоставилась возможность побеседовать с ним во время декабрьского кризиса 1936 года, король совершенно точно отказался бы даже от малейшей мысли об отречении. Но история не терпит сослагательного наклонения. Все произошло так, как было суждено.

В пять часов вечера Виндзоры снова были в Мюнхене. После приятного ужина у Гессов конец дня супруги провели в традиционной немецкой пивной, наслаждаясь настоящим терпким пивом и знаменитыми баварскими колбасками. После трех огромных кружек золотистого пенящегося напитка Эдуард встал на стул и обратился к присутствующим, выразив восхищение городом и благодарность за радушный прием. После этого он приложил к верхней губе фальшивые усики, вызвав у всех неподдельный восторг.

Поездка Виндзоров в США была отменена ввиду того, что американцы, несмотря на старания Шарля Бидо, отказались сотрудничать с ними. Альтернативные источники ссылаются на то, что поездка все же должна была состояться, но была отложена самими Виндзорами, так как накануне они столкнулись с новыми неприятностями, вызванными строптивостью Эдуарда. Например, Чарльз Хайем указывает, что герцог требовал, чтобы в США Уоллис называли “ваше королевское высочество”, а сам он собирался произнести воодушевляющую рабочий класс речь в Нью-Йорке с призывом последовать примеру социального подъема в нацистской Германии и улучшить положение трудящихся. Тут вмешалось британское правительство, и под сильным давлением Соединенные Штаты отказались от проведения такого визита, уровень которого очевидно выходил за рамки частной поездки.

Британская пресса тут же обвинила герцога Виндзорского в пронацизме, опубликовав все подробности и фотографии его поездки в Третий рейх. Эдуард продолжал защищаться, утверждая, что германский тур был предпринят с ознакомительной целью, чтобы своими глазами увидеть, как Германия за несколько лет справилась с массовой безработицей и обвальной инфляцией. И наконец, в качестве последнего контраргумента он заявил о намерении в будущем также съездить и в Советский Союз, чтобы доказать всему миру, что он выступает за гуманизм и пацифизм, вне зависимости от политических доктрин. Этого британское правительство уже стерпеть не могло.

23 октября 1937 года Уоллис и Эдуард вернулись в Париж, чтобы решить, как жить дальше.

23. Вторая мировая война

Шел 1937 год, до начала Второй мировой войны оставалось около двух лет. За эти два года в Европе произойдет аншлюс[133] Австрии и аннексия[134] Чехословакии, и оба эти события, по сути, останутся без особой реакции со стороны европейских держав.

В этот период наиболее серьезной проблемой герцога Виндзорского, занимавшей все его мысли, был вопрос возвращения на родину. Тогда он еще не предполагал, что изгнание его будет пожизненным, и надеялся вернуться под крыло королевской семьи.