Читать книгу "Не делай добра - Ирина Градова"

— Имеет, имеет, — закивал Дамир. — Так вы говорили…

— А на следующий день Толю еще и ограбили! В смысле, его офис. Такой погром учинили — просто кошмар!

— Раз погром, значит, что-то искали. Вы не в курсе, что именно?

— Не иначе, завещание Джамалии. Я всегда говорила, что шахер-махеры с этой шаманкой до добра не доведут — не божеское это дело, с колдунами связываться!

— Разве Джамалия была единственной клиенткой вашего мужа?

— Не единственной, но самой важной и богатой. Ее родственнички покоя нам не давали! И домой названивали, и у подъезда дежурили — слава богу, Олег Турусов предупредил и Толя на дачу съехал, от греха подальше! Братец Джамалии после отъезда Толи телефон оборвал — требовал, чтобы я сказала ему, как найти мужа, ведь он, дескать, имеет право, как самый близкий родственник… О сестрах, между прочим, Агван даже не упоминал, как будто их и нет вовсе! Приходил и в офис, и сюда, звонил так долго, что соседи грозились полицию вызвать! Толя обмолвился, нотариус ему тоже жаловалась, что Агван вроде бы и к ней в контору ворвался, права качал, пытаясь вытребовать копию завещания. Она выстояла!

— Выходит, брат и сестры Джамалии знали о существовании завещания?

— Думаю, догадывались.

— Насколько я понимаю, такие документы обычно зачитывают после похорон. Почему это не было сделано?

— Толя сказал, что таково было желание Джамалии: она обозначила срок.

— Она же не могла знать, что ее убьют!

— Нет, конечно, но Толя упоминал, что Джамалии предстояла серьезная операция. Она не была уверена, что переживет ее. Потому-то они с Толей и заморочились составлением завещания. Джамалия не хотела, чтобы ее состояние досталось родичам, не ладила она с ними.

— Тогда кому же она все отписала?

— Понятия не имею, у Джамалии нет родственников, кроме брата и сестер. Какое ей дело, если они после ее смерти перегрызутся между собой? Да Джамалия радоваться должна была, ведь она их на дух не переносила! Ну, пожалуй, кроме младшей… А может, подлянку какую задумала — к примеру, отдать все человеку, который вовсе не имеет к ней отношения — просто чтобы родичей позлить.

— Она могла так поступить?

— С Джамалии станется! А теперь и Толи нет, и он ничего не может рассказать! — Вдова достала платок из кармана домашнего платья и громко высморкалась, глотая слезы. — И все из-за того, что связался с человеком, общающимся с потусторонними силами! Но я священнику об этом не сказала, а то, чего доброго, отказался бы отпевать!

— Полина Аристарховна, вы знаете, где завещание Джамалии?

— Откуда ж мне знать! — развела руками вдова. — Наверное, до сих пор в его офисе. Или, может, на даче, я ведь не разбирала вещи — не могу, понимаете?

— Понимаю. Однако я вынужден просить вас предоставить мне возможность отыскать документ.

— Я дам вам ключи — и от дачи, и от офиса. Только мне нужно немного времени, чтобы их найти.

— Я не тороплюсь, Полина Аристарховна, — поспешил заверить вдову Фурсенко Дамир.

Она уже повернулась, чтобы пойти за ключами, но вдруг остановилась и взглянула прямо в лицо оперу.

— Они говорят, что Толя умер от сердечного приступа, что смерть была естественной, — произнесла она, будто бы с трудом. — Вы обещали, что попытаетесь разобраться, помните?

— У вас есть что-то, кроме подозрений?

— Случайно зашедший сосед обнаружил Толю мертвым в кабинете, в его любимом кресле. Он обратил внимание на беспорядок на столе. Мой муж был страшным аккуратистом, и те, кто знал Толю, поняли бы, что я имею в виду!

— Вы считаете, к нему кто-то приходил? — предположил Дамир. — Кто-то, кто мог спровоцировать инфаркт?

— Я убеждена, что в момент смерти Толя находился не один. Или, может, кто-то пришел, когда он был уже мертв, и, воспользовавшись этим, перерыл кабинет… В любом случае вы просто обязаны все выяснить!

* * *

С первого взгляда на Романа Жидкова Антон понял, что он полностью соответствует описанию работника Джамалии Алишера. Не оставалось сомнений, что именно доктор сопровождал одну из жертв во время посещения шаманки. Тот и не пытался отрицать.

— Да, я действительно бывал на даче, — подтвердил Жидков.

— Вы являлись личным, так сказать, врачом Джамалии…

— Семейным, — поправил доктор.

— Что?

— «Семейный врач» — термин, принятый в таких случаях.

— Вы терапевт? Или кардиолог? Я слышал, у Джамалии были проблемы с сердцем.

— Это так, — подтвердил Жидков. — Насчет сердца, я имею в виду.

— Так какова же ваша специализация?

— Бросьте! Вы явились меня допрашивать, не подготовившись? А если вы это сделали, то отлично знаете, что я — нарколог.

— Верно, Роман Георгиевич, я подготовилась. Вы лечили сына Джамалии?

— Значит, вы и это выяснили…

— Доктор, и Джамалия, и ее сын мертвы. У вас нет причин что-то от меня скрывать!

— Вы правы. Что именно вы хотите узнать?

— Вам известно что-то о завещании Джамалии?

— Полагаю, об этом вам лучше побеседовать с ее адвокатом. Его зовут…

— К сожалению, это невозможно, — перебил доктора Шеин. — Фурсенко мертв — инфаркт.

— Как — мертв? — Доктор выглядел ошарашенным. — Почему я ничего не знаю?!

— Никто не знал, ведь адвокат скрывался от родственников Джамалии, требующих раскрыть им содержание завещания.

— Ох, уж эти родственники… Они, знаете ли, и меня преследуют — прямо не представляю, куда от них деваться!

— Вы-то им зачем понадобились?

— Наверное, они думают, что я тоже в курсе содержания завещания.

— А вы в курсе?

— Фурсенко точно мертв? — вместо ответа уточнил Жидков.

— Окончательно и бесповоротно.

— Ну, тогда… Пожалуй, я могу кое-что пояснить. Несмотря на большую семью, Джамалия была одинока и по-настоящему близких людей рядом с ней не было.

— А как же Турусов и младшая сестра?

— Турусов, скорее, деловой партнер — так с самого начала повелось. А Санжитма… Ее Джамалия любила, но она живет в Улан-Удэ, а это, извините, не ближний край! Зато старший брат, с которым Джамалия не ладила, под боком!

— Что, сильно доставал?

— Не то слово — Джамалия не знала, куда от него скрыться!

— А по какому поводу он ее терроризировал?

— Да всегда по одному и тому же — бабки. Агвану всегда требовались бабки, и Джамалия поначалу не отказывала. Однако это вошло у него в привычку, и ее терпение иссякло. А другая сестрица — та вообще…