Читать книгу "Падение Римской империи - Питер Хизер"

Однако даже при беглом взгляде на лексику Фемистия понятно, что заключенный договор отличался от соглашения, которое обычно следовало за победой римлян над предполагаемыми иммигрантами, проявившими враждебность. Слова «доброта», «благоволение», «прощение» вносят новую ноту, и разница имеет отнюдь не только риторический характер. Ибо за сдачей не последовали ни кровопролития в цирках, ни массовая продажа готов в рабство, ни распределение множества готских пленников в качестве подневольной рабочей силы в сельские хозяйства. Когда в 383 г. император захотел вновь уверить население Рима, что безопасность империи нерушима, в Колизее были перебиты сарматы, а не готы. Готы же убили римского императора, уничтожили римскую армию и прошли с огнем и мечом по главным трактам римских Балкан, опустошив их окрестности. В мире, где римский император считал себя в полном праве прийти в ярость, если посол «варваров» простирался перед ним без должного усердия, отсутствие мести, кары и показательных мероприятий в 382 г. являлось чем-то из ряда вон выходящим.

Опять-таки мы не знаем всего, что хотелось бы знать об условиях, насчет которых была достигнута договоренность. В некоторых важных аспектах они были совершенно оригинальны. Однако хотя римляне проявили поразительную щедрость в отношении готов, те не получили всего, что хотели. При Адрианополе в число мирных инициатив готов входило предложение сделать Фракию независимым королевством готов. Фритигерн, как мы видели, также вел дело к тому, чтобы Валент признал его в качестве предводителя всех готов-иммигрантов. Ничто из этого не осуществилось. Ни Фритигерн, ни Алатей, ни Сафракс не дожили до мирных переговоров. Может, они погибли в сражении; если же нет, то готы вполне могли свергнуть их и заплатить таким образом часть цены, за которую они купили себе мир. Я не вижу оснований утверждать противное. Империя нуждалась в символах победы, которые она могла бы предъявить налогоплательщикам, и выживание (и даже процветание) победителей при Адрианополе в этих условиях было полностью неприемлемо. Действительно, в течение следующих десяти лет или около того, продолжая проводить уже в пределах границы политику, широко применявшуюся к алеманнам за пределами Рейна (см. гл. III), римляне отказывались признать любого готского лидера, претендовавшего на власть надо всеми соплеменниками. Несомненно, тем самым они стремились разобщить готов. Готскому племени также не удалось получить Фракию в независимое владение. Целостность Фракии как единицы, принадлежавшей Римской империи и управлявшейся из центра, получила решительное подтверждение. Римляне отстроили приграничные укрепления и укомплектовали их живой силой там, где это требовалось; на территории возобновилось действие римского права и сбор налогов. В этом отношении требования готов встретили решительный отпор.

В то же время готам даровали земли, на которых они могли трудиться сами, а не в качестве зависимых арендаторов — мы точно не знаем, где именно. Некоторые лежали севернее Гемских гор в Нижней Мезии и Скифии близ Дуная, где до конца IV в. жили карпы, но часть поселений могла также находиться в Македонии. Куда важнее, что, где бы они ни жили, они селились достаточно большими группами, что позволяло им вести традиционную для них политическую и культурную жизнь. Это четко удостоверено римскими источниками конца 390-х гг. и явлено в самой ткани повествования о происходившем. Одним из результатов договора, выгодных римлянам, стал военный союз. Он подразумевал не только обычный призыв готов в регулярную армию Рима — готы также согласились предоставлять значительно большие силы под командованием своих собственных предводителей для отдельных кампаний. Эти особые случаи подразумевали ведение переговоров императором с готскими лидерами в целом. Из одного примера, относительно которого мы располагаем детальными сведениями, известно, что император Феодосий устроил для них большой пир. Если в 382 г. вожди восстания оказались принесены в жертву и это стало частью условий мирного договора, то немало равных им, очевидно, уцелело, что позволило поддержать идею целостности готской общины. По условиям мирного договора, несмотря на отсутствие права действовать независимо под руководством избранного ими лидера, готы продолжали пользоваться свободой вести переговоры и действовать как единое целое совместно с Римским государством или же против него (как мы увидим в следующей главе). Невозможно представить себе более очевидного расхождения с обычной для Рима политикой в адрес иммигрантов.

Согласно Фемистию, выступавшему перед сенатом Константинополя в январе 383 г., эти перемены в политике империи стали плодом некоего вдохновленного свыше решения, принятого преемником Валента Феодосием: «Он был первым, кто решился исходить из того, что сила Рима не в оружии, не в доспехах, не в копьях и неисчислимом воинстве, но из того, что явилась нужда в иных силах, иной поддержке, коя неслышно нисходит к тем, кто правит в согласии с Божественной волей, [именно] из этого источника, подчиняет все народы, укрощает всякую жестокость, коей одной подчиняются все оружие, луки, конница, непримиримость скифов, храбрость аланов и безумие массагетов».

Вдохновленный Господом — ведь именно благодаря Ему он взошел на престол Восточной империи, — Феодосий понял, что самую полную победу принесет прощение, а не оружие. Соответственно главный уполномоченный им посредник «привел готов [к императору] покорными и послушными, всего лишь связав им руки за спиной, так что непонятно было, одержал ли он над ними победу на войне или завоевал их дружбу». И общий итог послужил ко благу как римлян, так и готов: «Если готов не стерли с лица земли, не стоит сожалеть об этом… Что было бы лучше: покрыть Фракию мертвыми телами — или заселить крестьянами? Заполнить ее могилами — или живыми? Я слыхал от тех, кто воротился оттуда, что ныне они пустили металл, из которого сделаны были их мечи и нагрудники, на мотыги и ножи для обрезки ветвей и что, выказывая [лишь] сдержанное почтение Аресу [богу войны], они возносят мольбы Деметре [богине урожая и плодородия] и Дионису [богу вина]».

Готы, как описывал Фемистий в речи к сенату, оставили войну для крестьянских трудов, отчего все только выиграли. Новый патрон Фемистия Феодосий предложил блистательное решение — прощение готам и компромиссные условия мира. Зависимость готов стала значительно большей, нежели можно было добиться в результате войны; выгоды же для империи оказались значительными. Опять-таки важно помнить о тиранической роли имперской идеологии и тот факт, что Фемистий был весьма опытным пропагандистом (он играл эту роль более 30 лет минимум при четырех императорах). Как всегда, он сообщал правду весьма обдуманно: до выступления с мирной инициативой Феодосий немало потрудился, пытаясь выиграть готскую войну более привычными методами.

Со смертью Валента во власти образовался вакуум, сохранявшийся до тех пор, пока Грациан не назначил Феодосия своим соправителем на востоке в январе 379 г. Он происходил из выдающегося рода военных — его отец был видным военачальником при императоре Валентиниане I — и сам имел хорошую военную репутацию. Ему немедленно поручили контроль над частью Иллирика — областями Дакии и Македонии, принадлежавшими Западной империи, дабы установить совместный контроль над всеми территориями, уязвимыми для буйствующих готов. Вступив на этот пост, первый год он занимался восстановлением восточной армии: призывал ветеранов, набирал новые отряды, вербуя дополнительные войска в Египте и других территориях Востока. Первая речь Фемистия, обращенная к новому императору весной 379 г., подтверждает направленность всей его политики: с самого начала император представлял себя «человеком, который должен выиграть готскую войну»: «Именно благодаря тебе [Феодосию] мы укрепили свои позиции… и верим, что ты теперь положишь предел натиску и успехам скифов [готов] и потушить всепожирающий пожар… Боевой дух возвращается к кавалеристам и пехотинцам. Благодаря тебе уже и крестьяне наводят страх на варваров… Если ты, еще не воюя против виновных [готов], не дал осуществиться их умыслам лишь тем, что разбил поблизости лагерь и установил заграждения, какими мы должны вообразить себе страдания варваров, когда они увидят, как ты готовишь копье и выставляешь щит, и блистание [солнца] на твоем шлеме видно вблизи [от них]?»