Читать книгу "Гунны - Владимир Ключников"

Но интрига, которая началась с большой политики и большой романтики, перешла в фарс. Женщина в Гонории взяла верх над императрицей. Она не дождалась венценосного жениха и, как пишет Иордан, «совершила грех, который не удался с Аттилой, со своим слугой Евгением»591. О том же сообщает и Марцеллин Комит: «Гонория, сестра императора Валентиниана, была обесчещена прокуратором Евгением и зачала. Ее изгнали из дворца и выслали из Италии к императору Феодосию»592. Вскоре Гонорию обручили с неким Флавием Бассом Геркуланом, чиновником Западной империи; возможно, в благодарность за то, что он согласился жениться, в 452 году его сделали консулом. Впрочем, Аттилу не смутила репутация невесты, и он потребовал ее руки, поскольку в руке этой, возможно, была корона.

По поводу того, когда именно это произошло, а также по поводу последовательности событий у разных хронистов есть разные точки зрения593. Некоторые (как, например, Павел Диакон) считают, что Гонория обратилась к гуннскому вождю уже после того, как он разорил Галлию и вошел в Италию594 (эта война начнется в 451 году). Но значительно больше доверия вызывает информация Приска, который был современником этих событий и занимался дипломатической деятельностью (посольство к гуннам было, возможно, первым, но не последним его опытом на этом поприще).

Если верить Приску, именно надежда стать мужем Гонории заставила Аттилу сделать свой выбор, когда он в 450 году решал, на какую из двух империй ему идти войной: «Когда Аттила узнал, что после смерти Феодосия на престол восточного Римского царства возведен Маркиан, и когда он извещен был о том, как поступили с Онорией, то отправил посланников к царю западных Римлян, требуя, чтоб не было оказано никакого притеснения Онории, потому что она сговорена за него; что он отмстит за нее, если она не получит престола».

В переписке с Валентинианом Аттила «утверждал, что Валентиниан должен уступить ему полцарства, ибо и Онория наследовала от отца власть, отнятую у нее алчностью брата ее…». Его посланники взяли с собой перстень Гонории, чтобы он служил доказательством ее помолвки с Аттилой.

«К восточным Римлянам он писал о присылке к нему определенной дани. Посланники его возвратились без успеха. Западные Римляне отвечали, что Онория не могла быть выдана за него, быв уже замужем за другим, что престол ей не следует, потому что верховная власть у Римлян принадлежит мужескому, а не женскому полу. Восточный император объявил, что он не обязан платить назначенной Феодосием дани; что если Аттила будет оставаться в покое, то он пришлет ему дары, но если будет грозить войною, то он выведет силу, которая не уступит его силе. Аттила после того был в нерешимости, не зная, на которую из двух держав напасть. Наконец он рассудил за благо обратиться к упорнейшей войне, – выступить против запада: там он должен был биться не только с Италийцами, но и с Готфами и Франками; с Италийцами дабы получить Онорию вместе с богатством ее, а с Готфами в угождение Гезериху (Гейзериху. – Авт.)» 595.

Павел Диакон пишет: «Итак, располагая поддержкой храбрейших племен, которых он подчинил себе, Аттила возымел намерение сокрушить Западную империю. Ибо его власти были подчинены: знаменитый король гепидов Андарик; Валамир, правитель готов, более знатный, чем тот король, которому он служил, а также такие храбрейшие племена, как маркоманы, свевы, квады, герулы, турцилинги, руги с их собственными королями и, кроме них, другие варварские народы, жившие в северных краях»596.

Если верить Иордану, перед началом вторжения Аттила попытался внести разлад между вестготами и римлянами. Он направил послов к Валентиниану, уверяя, что «ничем не нарушает дружбы своей с империей» и что целью его выступления будет война с вестготами. «Равным образом он направил письмо и к королю везеготов Теодориду, увещевая его отойти от союза с римлянами и вспомнить борьбу, которая незадолго до того велась против него. Под крайней дикостью таился человек хитроумный, который, раньше чем затеять войну, боролся искусным притворством».

Но Валентиниан, в свою очередь, направил к Теодориду послов с поручением предложить ему союз, а заодно дать самую нелицеприятную характеристику Аттиле. Валентиниан заявлял:

«Благоразумно будет с вашей стороны, храбрейшие из племен, [согласиться] соединить наши усилия против тирана, посягающего на весь мир. Он жаждет порабощения вселенной, он не ищет причин для войны, но – что бы ни совершил, это и считает законным. Тщеславие свое он мерит [собственным] локтем, надменность насыщает своеволием. Он презирает право и божеский закон и выставляет себя врагом самой природы. Поистине заслуживает общественной ненависти тот, кто всенародно заявляет себя всеобщим недругом. Вспомните, прошу, о том, что, конечно, и так забыть невозможно: гунны обрушиваются не в открытой войне, где несчастная случайность есть явление общее, но – а это страшнее! – они подбираются коварными засадами. Если я уж молчу о себе, то вы‐то ужели можете, неотмщенные, терпеть подобную спесь? Вы, могучие вооружением, подумайте о страданиях своих, объедините все войска свои! Окажите помощь и империи, членом которой вы являетесь. А насколько вожделенен, насколько ценен для нас этот союз, спросите о том мнение врага!» 597Теодорид согласился с доводами Валентиниана. Но пока стороны обменивались посольствами, Аттила перешел Рейн и вторгся в Галлию. Это случилось в начале 451 года.

Гунны опустошали все на своем пути, множество городов было взято ими и разорено. Причем война эта сопровождалась, если верить раннесредневековым авторам, огромным количеством разного рода чудес. Чудеса эти были двоякого рода. С одной стороны, поскольку Аттила считался «бичом Божьим» и разорение им Галлии было санкционировано вышними силами, верующие получили немало знамений, которые указывали на полную нецелесообразность борьбы с гуннами.

Так, когда вражеская армия подошла к городу Мец, некоему христианину было видение того, как блаженный диакон Стефан (к этому времени почивший) беседовал со святыми апостолами о грядущей гибели города. По свидетельству Григория Турского, святой просил апостолов взять город под защиту, потому что именно там, в часовне, хранились его останки. Впрочем, Стефан был готов на компромисс: «Но если грехи народа настолько велики, что нет другого исхода, как предать город огню, то, по крайней мере, пусть хоть эта часовня не сгорит». Апостолы отвечали ему: «Иди с миром, возлюбленнейший брат, пожар пощадит только одну твою часовню! Что же до города, мы ничего не добьемся, так как на то уже есть Божья воля. Ибо грехи народа возросли и молва о его злодеяниях дошла до самого Бога; вот почему этот город будет предан огню». Чудо же состояло не только в том, что простой горожанин был удостоен услышать беседу давно почившего святого с апостолами, но и в том, что просьба Стефана была уважена и часовня действительно осталась цела598.