Читать книгу "Генерал Скоблин. Легенда советской разведки - Армен Гаспарян"

— Вы приказали Папену произвести дознание о деятельности Шовино, после чего он и был уволен?

— Нет, я дознания не производил и судьбу Шовино не решал.

— Отставленный от должности, я прибыл в Париж и разговаривал с господином Монданелем в его кабинете, — заявил Шовино.

— Не помню, чтобы Шовино был у меня после 23 сентября. Такого разговора у меня с ним не было.

— Выйдя из кабинета господина Монданеля, я встретил контролера Фурнье, шедшего с докладом к нему. Мы долго разговаривали, и Фурнье наверное помнит об этом.

— Господин Монданель, а вы не помните?

— Не припоминаю.

— Кто ваш прямой начальник?

— Господин Муатесье, директор Сюртэ Насиональ.

— Он не говорил вам, что правительство собралось послать миноносец вдогонку за „Марией Ульяновой“?

— Нет, не говорил.

— Известно ли вам, что „Мария Ульянова“ обычно проходила через Кильский канал? Почему вы не просили немецкие власти произвести обыск на пароходе?

— Не было смысла. Не будучи уверенным в том, что тело Миллера на ее борту, мы не могли обращаться к немецким властям. А гаврский след уверенности не давал.

— А, вы вообще ничего не знали про Кильский канал! Не добившись от вас сведений, семь месяцев спустя, мы непосредственно обратились в немецкое посольство. И от немцев узнали, что „Мария Ульянова“ через Кильский канал не проходила.

— Какого размера был ящик?

— В длину примерно 1 метр 60 сантиметров.

— Какого роста был генерал Миллер?

— 1 метр 70 сантиметров.

— Кто обычно грузит багаж на пароходы?

— Портовые грузчики. Меня удивило, что ящик перенесли советские матросы.

— В наказание за ваши сведения вас перевели из Гавра в Париж?

— Нет, я предпочел уйти в отставку. Начальство Сюртэ Насиональ было раздосадовано вниманием, которое я уделил „Марии Ульяновой“».

Допрос Кусонского:

«— Как боевой русский генерал вы совершили ряд стратегических ошибок! Ваш начальник ушел на тайное свидание. Неужели записка, переданная с такими словами, не встревожила вас? Но есть другая ошибка, более серьезная; записка Миллера раскрыла вам Скоблина. Доказательство его лжи было в ваших руках. Если бы вы проявили больше сообразительности и проворства, то Скоблин сидел бы тут, рядом с женой! Ошибка, непростительная для доблестного генерала! Зачем вы задержали адмирала Кедрова? Не для того ли, чтобы дать Скоблину возможность бежать?

— Прошло четырнадцать месяцев, и всех подробностей припомнить не могу.

— Стратегическая ошибка».

Показания Мацылева:

«Уходя на роковое свидание 22 сентября и передавая записку генералу Кусонскому, генерал Миллер просил ее вскрыть лишь в том случае, если возникнет беспокойство, не указывая точно часа и не давая определенного срока. Записка была вскрыта, когда выяснилось, что генерал Миллер не вернулся домой к обеду и не присутствовал на собрании Общества Северян, которое состоялось в 8 часов вечера и на котором он должен был присутствовать. Тогда-то и возникло беспокойство, заставившее генерала Кусонского вскрыть оставленную ему записку.

Скоблина стали разыскивать, думая узнать от него, на основании записки, где находится ген. Миллер, а отнюдь не от того, что его в то время хотели задержать, подозревая в предательстве.

По поручению адмирала Кедрова, я поехал за Скоблиным в отель „Паке“, где он ночевал, в уверенности, что его вызывают на совещание, как лицо, близко стоящее к генералу Миллеру и могущее дать необходимые указания о возможном пребывании генерала Миллера.

Во время разговора адмирала Кедрова и ген. Кусонского со Скоблиным в управлении РОВС на рю Колизе, записка Миллера не была ему показана. На все вопросы адмирала Кедрова, обращенные к Скоблину, не виделся ли он в этот день с Миллером, не знает ли он что-либо о свидании, которое ген. Миллер должен был иметь — Скоблин отвечал абсолютным незнанием. Если в этот момент и могло зародиться подозрение против Скоблина, то все же оно было далеко от мысли о предательстве, так как, во-первых, разговор был кратким (необходимо было торопиться ехать в полицию сделать заявление об исчезновении Миллера, раз последняя надежда узнать что-либо от Скоблина отпала); во-вторых, записка, указывая, что свидание устраивается Скоблиным, и что он на нем будет, не исключала возможности допустить, что Миллера завлекли в ловушку, пользуясь именем Скоблина, но что сам Скоблин в этом не участвовал.

В эту минуту, ни адмирал Кедров, ни я, не подозревали Скоблина в предательстве. В противном случае нам не нужно было бы „хитро заманивать его в комиссариат“, как советуют теперь некоторые, ни приставить „часового к двери“, как рекомендуют другие, а просто мы бы его не выпустили из рук.

Выяснив, что Скоблину ничего не известно об имевшемся днем свидании, было решено ехать в полицию для заявления об исчезновении генерала Миллера, о чем адмирал Кедров и заявил Скоблину.

Скоблин не бежал из управления РОВС, а по окончании разговора вышел первым на лестницу, правда быстрым шагом, и, не сказав ни слова, стал по ней спускаться впереди нас. Только выйдя на улицу, мы увидели, что он исчез, но тогда еще не было уверенности в его бегстве, а следовательно, и предательстве. Можно было предположить, что взволнованный, он поехал к себе домой предупредить жену об исчезновении генерала Миллера. Поэтому, не найдя его на улице, мы сразу на такси помчались в отель „Паке“, в надежде там найти Скоблина.

Предположим, что лицам, состоящим в партиях и организациях, естественно видеть в сочленах возможного предателя. В офицерской среде взаимоотношения иные. Там отношения основаны на взаимном доверии и предательство Скоблина, к нашему горю и стыду, принадлежавшего к этой среде, расценивается как чудовищное и невероятное, именно потому, что он был офицером. Заподозрить его мы смогли только тогда, когда он сам расписался в предательстве, а именно бежал неизвестно куда.

Те зарубежные организации, которые хотят представить РОВС, как находившийся всецело в руках ГПУ, жестоко ошибаются и своими скороспелыми заключениями отнюдь не помогают ни русскому воинству, ни русскому делу вообще. Если бы то, о чем кричат некоторые „общественные деятели“, было правдой, то спрашивается, какой смысл большевикам похищать генерала Миллера?»

Показания генерала Кочкина:

«Генерал Кутепов приказал мне передать Скоблину, что он должен порвать с этой женщиной или жениться на ней. Я отказался, и в итоге дело было поручено генералу Веселовскому. Плевицкая развелась с Левицким, который от стыда за беспутство жены скрылся в Бессарабии, и вышла замуж за Скоблина».

Допрос Шатилова:

«— Считаете ли вы чету Скоблиных виновными?

— В этом нет никаких сомнений. Плевицкая знала все, что делал ее муж. Она была его злым гением. Ее влияние сказывалось решительно во всем: и в политике, и в полковых делах. Скоблин был прирожденным интриганом, он разжигал недовольство против генерала Миллера, обвиняя его в бездеятельности. Несомненно, он и в этом деле выполнял волю жены. Они оба — агенты ГПУ.