Читать книгу "Все наши ложные "сегодня" - Элан Мэстай"

– На твоей практике вчерашний случай не отразится, – твердо говорю я.

– А не дуришь ли ты мне голову? – с подозрением спрашивает Бет. – Вдруг ты прикидываешься пай-мальчиком, чтобы я тебя не выдавала и не трепалась почем зря. А может, у тебя и впрямь шарики за ролики заезжают? Может, именно поэтому ты и конструируешь свои невероятные здания? Наверняка твои мозги вечно шутят с тобой шутки!

– Ты и вообразить не можешь, какая у меня каша в мозгах, – соглашаюсь я.

– Ага, – отвечает Бет. – Но раз уж мы разоткровенничались, послушай меня: такого больше не повторится.

– Верно.

– Ладно, – успокаивается она. – Полагаю, мы увидимся в офисе. Ты же вернешься туда? Ходят слухи, что ты можешь все бросить.

– Бет, я пока ничего про себя не знаю. А ты – поступай именно так, как сочтешь нужным. Я пойму.

Бет направляется к двери, берется за ручку и оглядывается на меня.

– Непростой ты человек. Никак о тебе цельного мнения не составишь.

– Да. Ты права.

96

О времени принято говорить как о чем-то меняющемся. В зависимости от того, чем вы занимаетесь, оно может восприниматься то быстротекущим, то удручающе медленным. А вот о пространстве мы рассуждаем по-другому. Возможно, пространство кажется нам более материальным и устойчивым, поскольку мы видим его. Даже зная о том, что дюймы и футы – столь же произвольные величины, как секунды и минуты, они представляются нам конкретными и осязаемыми.

Но когда я, сидя на кушетке в квартире Пенни, рассказываю ей обо всем, что помню, – границы между чувствами размываются и становятся зыбкими. Нас разделяет расстояние меньше фута, но те считаные дюймы, которые нужно преодолеть, чтобы наши руки соприкоснулись, кажутся мне непреодолимыми.

Когда Бет уходит, я мчусь к Пенни. Она приоткрывает дверь, и, когда видит меня, мы оба ударяемся в слезы.

– Он сказал, что ты ушел навсегда, – всхлипывает Пенни.

– Прости меня, – выпаливаю я. – Но, Пенни, я никогда не смогу вымолить у тебя прощения! Даже если буду повторять тебе эти слова до самого смертного часа, отказавшись от всех других.

Она напрягается, идет в комнату и плюхается на кушетку.

– Все было как в фильме ужасов, – шепчет она. – Я проснулась рядом с незнакомцем – с твоей копией. Мне стало очень плохо.

– Ох, Пенни, но сейчас дело еще хуже.

После лавины признаний следует продолжительный, тихий, болезненно домашний эпизод, на протяжении которого мы ведем себя как обычно по утрам, за исключением беззастенчиво-щедрого физического контакта.

Мы готовим кофе, режем фрукты, и у меня складывается впечатление, что в будущем наш «семейный» эпизод исчезнет и сольется с окружающим фоном. Так постепенно выцветает в тон материи не слишком удачно оттертая со скатерти капля красного вина.

– Если я правильно тебя понимаю, – произносит Пенни, – ты никогда раньше не догадывался о том влиянии, какое ты оказывал на Джона. На протяжении всей его жизни ты был для него воображением и совестью. Но, по-моему, твой анализ слишком пристрастен. Он делает тебя героем, а его – монстром.

– А если действительно монстр? – предполагаю я.

– Но Джон не мог быть бездушным чудовищем, – размышляет вслух Пенни. – Возможно, он был прекрасным, добрым и достойным человеком, пока ты не завладел им.

– И что дальше? – интересуюсь я.

– Не исключено, что ты не дарил ему свои положительные качества, – продолжает Пенни. – Может, ты, наоборот, украл все у Джона. Потому что ты нуждался в его доброте или чувствительности… И ты продолжал забирать некоторые важные составляющие его личности себе. В итоге Джон остался без них.

– Что за бессмыслица! – вырывается у меня.

– А вот и нет! – возражает Пенни. – Ты еще на прошлой неделе сказал мне, что задумался: а не стал ли ты сексистом даже в большей степени, чем раньше? Ты утверждал, что все дело в твоих отношениях с твоей новоиспеченной сестрой. Но Грета хорошо соображает, и она, конечно, всегда держала ухо востро рядом с братом, который вчера оказался в моей постели. У меня нет ни братьев, ни сестер, и я не знаю, замечают ли близкие родственники психические изменения, которые происходят с их родными. Но Джона-то считали несколько отчужденным!.. Хотя это – совсем не то же самое, что я увидела в его взгляде. Он был злющим и холодным. Как будто явился твой злобный брат-близнец с разницей лишь в блеске глаз и интонациях речи.

– Это был не я, – бормочу я. – Ты же понимаешь, да?

– Разумеется, ты считаешь, что не делал ничего плохого, – говорит она. – И со мной, и с той девочкой. Но твое тело действительно вытворяло все эти вещи. Но можно сказать, что Джон обидел свою практикантку, а у тебя произошла временная амнезия. Как удобно!

– Я не пытаюсь преуменьшить вчерашнее, Пенни, но и мне все это кажется очень похожим на фильм ужасов.

– Сильно сказано, Том.

– Пенни…

– Нет, просто грандиозно, – тараторит она. – Поздравляю, тебе удалось весьма оригинально соблазнить юную практикантку, а потом убедить ее в том, что ты нежный и заботливый парень, у которого, правда, имеется темная сторона городского психопата. И ты являешься сюда, чтобы морочить мне голову, да? Дескать, это был не ты, а он, плохой Джон. И ты здесь ни при чем. Ты чист, невинен, мил, ты вежлив, тактичен и никогда не стал бы причинять мне боль! Забавно! Но имей в виду, идеальных парней не бывает на свете! Удивительно, но я нашла такого. Беда только в том, что его не существует в природе.

– Я вовсе не идеален, – бурчу я, – но я не похож на Джона.

– Есть кое-что еще, – добавляет Пенни. – Нужно подумать о том, что произойдет, если он возьмет над тобой верх. Когда я проснулась, то почувствовала себя в кошмаре. Это было крайне нелогично и жутко! Рядом с тобой находится человек, которого ты любишь, но он – другой, хотя и является копией твоего парня. Причем доказать ничего нельзя, имеются лишь крошечные детали, которые подмечаешь только ты: жесты, прикосновения, интонации… Я тогда решила, что если пойду за тобой в душ, то очнусь, и все мигом испарится. Как будто у меня был приступ лунатизма. Я посмотрю тебе в глаза, и ты вернешься, а то, что было в постели, окажется дурным сном. Но у меня не получилось. Он, Джон, нагло заявил, что ты навсегда исчез. А теперь ты – здесь, Том! Интересно, когда снова появится он?

– Я не позволю ему вернуться.

– Ты сам себе не хозяин! – вскрикивает Пенни. – Я не могу даже удостовериться в том, что ты – Том.

– Уверяю тебя, я – Том.

– Но что именно значат в твоих устах эти слова? – спрашивает она.

Я успеваю прикусить язык, прежде чем открываю рот, потому что признаю правоту Пенни.

Мне до сих пор непонятно, что именно я сотворил с Пенни, но, в любом случае, это было сделано с помощью моего тела, и, да, вчера мой организм был таким же, как и сегодня. Моя кожа, кости, мускулы, нервы не изменились. Мои легкие вдыхали воздух, а сердце перекачивало кровь, и мозг был тот же самый… правда, сейчас он пребывает в ступоре от страха и чувства вины за поступки, которые я даже не совершал (не считая того, что всю цепь событий привели в движение мои раскаленные полушария). Я чувствую себя примерно так же, как человек, чья собака растерзала соседа, приблизившегося к границе участка – но я и есть эта самая собака. Увы, я не владелец бешеного пса.