Читать книгу "Дети жемчужной Медведицы - Александр Форш"

– Сегодня ночью я дверь в подвал открытой оставлю. С той стороны, где зимний сад. Приходи к полуночи, не опаздывай.

Она сделала все, как велел ей медведь. Как только Иван перешагнул порог подвала, посыпала специальной травкой приступок.

«Так он убежать не сможет. Дух, что в нем сидит, должен будет из тела выйти, если человек траву заговоренную перешагнет. Но он не допустит, больно уж тело для него удобное, податливое», – прозвучали в голове слова медведя.

Разлила по чашкам чай специальный.

«Иначе дух почует, когда решишь его уничтожить».

Рубаху скинула, оставшись совсем нагой.

«Нужно нить сплести между вами прочную».

Иван не стал медлить, накинулся на нее с жадными ласками. И когда все случилось, девушка потянулась к ножу, чтобы вонзить его в любимого, навсегда освободив от влияния зла.

«Только жертвой можно изгнать из тела дух. Убей его, а потом и себя!»

Не успела. Иван сам вогнал клинок себе в грудь по самую рукоятку. Глаза на медвежьей морде вспыхнули, наливаясь кровью, и тут же потухли.

Иван, корчась и выгибаясь немыслимо, страшно закричал:

– За твое предательство я найду тебя! Не успокоюсь, пока не отомщу!

Алена осела, стыдливо прикрывая наготу, а из-под земли поднялось ревущее пламя, окружив парня крутящимся вихрем, сдирая заживо кожу, оголяя красное мясо, а за ним и кости.

И когда все стихло, перед ней оказалась кирпичная стена, которой раньше здесь не было. Алена знала, стена эта станет его тюрьмой, до того дня, пока кто-то с такой же черной душой не найдет его обугленные кости.

* * *

Алиса открыла глаза. Она находилась в больничной палате. Рядом, на стуле, сидела зареванная Нинка. Увидев очнувшуюся подругу, та обрадовалась и кинулась с объятиями.

– Что я здесь делаю? – не сразу вспомнив произошедшее, спросила Алиса. – Почему я в больнице? У меня ничего не болит.

– Лежи, – велела подруга, – врачи сказали ничего серьезного, но ты потеряла много крови. Тебе нужно восстанавливаться.

– Нина, – запоздало удивилась Алиса, – ты как здесь оказалась?

– Это я вызвала полицию и «Скорую» в усадьбу, куда тебя отвез Гриша.

– Выходит, ты все знала?

– Ничего я не знала, – потупилась Нина, – догадывалась просто. Я и подумать не могла, что отец лечился таким варварским способом. Все препараты в его лаборатории имели в основе человеческую кровь. Медицинский центр закрыли, сотрудники арестованы и дают показания.

Алису вдруг пронзила ужасная догадка. Она боялась спросить у Нины про Соболева, но подруга как-то сама догадалась о ее мыслях.

– Андрей твой в соседней палате. Вчера его перевели в общую из реанимации.

– Вчера? Сколько я здесь нахожусь?

– Сегодня четвертый день, – вздохнула Нина. – Ты просто спала и никак не хотела просыпаться. Я очень за тебя испугалась.

– А где Виктор?

– Он жив, если тебя это интересует. – Нина нервно мерила шагами палату. – Лучше бы умер, честное слово.

– С Соболевым точно все в порядке? Ты не скрываешь от меня ничего?

– Зачем мне скрывать что-то от тебя? – Молодая женщина остановилась у окна, рассматривая унылый больничный двор. – У него в кармане находился камешек какой-то. Он сказал, что ты обронила, а он подобрал и сунул в карман. Нож на камешек наткнулся и лезвие ушло в сторону, пройдя в паре миллиметров от легкого. Врачи сказали, в рубашке мужик родился.

Алиса устало прикрыла глаза, откидываясь на подушку. Камешек она действительно потеряла и очень переживала, ведь он был подарком Виталика. Выходит, он спас жизнь Соболеву.

Соболев лежал с закрытыми глазами. Ему не хотелось просыпаться, во сне он видел Алису. Только волосы у нее были светлые и вьющиеся, а глаза нежно-зеленые. Она что-то недовольно ему высказывала, щурясь, сделавшись похожей на рассерженную кошку. Взять бы ее в охапку, сжать в объятиях, чтобы она не распускала больше коготки, и поцеловать… в нос. Он не знал, почему именно в нос. С него в конце концов можно было начать, а уж дальше он разберется, куда целуют сердитых кошек, чтобы те успокоились. И вот когда он уже потянулся к ней губами, девушка вдруг шлепнула его по щеке ладошкой и голосом Кости пробасила:

– Соболь, ты спишь или притворяешься?

Ну какого черта? У него во сне уже все шло, как надо. Иначе и быть не могло.

– Так даже лучше, – продолжая бесцеремонно влезать в стройный видеоряд, бухтел Костян, – мне проще говорить с тобой спящим. В общем, Соболев, мне надоело скрываться и прятаться. Я долго готовился к разговору, и когда уже созрел, ты взял и свинтил. Даже не предупредил меня, между прочим. А я просил тебя подождать, тогда мы поехали бы вместе. И сейчас ты не лежал бы на этой койке с перебинтованной грудью.

– А может, я счастлив лежать на этой самой койке, – открывая глаза, усмехнулся Соболев, – и тебе теперь станет неудобно со мной разговаривать, но знай – это моя месть за прерванный сон.

– Надеюсь, хотя бы эротический? Иначе мелковато для мести.

– Бери выше друг, бери выше.

– Ну вот, не мог ты продолжить притворяться спящим, Соболь? Давай, закрывай глазки. – Костя встал, подошел к Андрею и натянул тому одеяло до самого подбородка. – Хочешь я спою тебе колыбельную?

– Костян, посмотри, я едва живой, – Соболев попытался изобразить голос смертельно больного, – а ты предлагаешь меня добить?

– Злой ты, уйду я от тебя. – Костя сложил руки на груди и отвернулся, изображая крайнюю степень обиды.

– Да кому ты нужен?

– Меня твой тесть переманивает, – сменив ироничный тон на деловой, выдал Константин. – Золотые горы сулит.

– А ты?

– А я приехал просить твоего совета и…

– И? – не томи. Я могу умереть, так и не узнав твою тайну.

– Андрюх, надеюсь, ты меня поймешь. В общем, я хочу, чтобы ты отпустил Татьяну.

– В каком смысле отпустил? Я ее и не держу.

– Она беременна, – Костя произнес это так, будто открыл великую тайну.

– Я знаю. Сам ездил с ней к гинекологу.

– Ты не понял. Она от меня беременна.

– Костян, скажи честно, ты пьян?

– А что, твоя жена может заинтересовать только конченого алкоголика? – Костя оскорбился.

– Не перевирай мои слова. Я, честно говоря, в ступоре, но если все так, то совет вам и любовь.

– Шут! – огрызнулся Константин.

– Я серьезно, Костян. Хотя, пока не отойду от лекарств, которыми меня пичкают, не уверен в собственной адекватности.