Читать книгу "Пророчество о сестрах - Мишель Цинк"

Я вскидываю подбородок.

— Да.

Я киваю, уже ощущая всю тщетность попыток задержать родителей со мной. Уже сейчас они кажутся менее живыми, менее телесными, чем всего лишь несколько мгновений тому назад.

Мама еще один, последний раз обнимает меня.

— Я с самого начала знала, что это ты, — я видела в твоих глазах что-то — нечто такое, что вселяло в меня надежду. Мне только жаль, что я не оказалась сильнее, не смогла сражаться за тебя.

Я качаю головой.

— Мама, помни. Тут нет никаких ошибок.

Она улыбается сквозь слезы и нагибается поцеловать меня в щеку.

— Никаких, мой ангел.

Они поворачиваются уходить — куда быстрее, чем мне бы хотелось. Но мама снова оглядывается на меня, лицо ее затуманено тревогой.

— Лия, присматривай за Генри. Ладно?

Она не ждет моего ответа, но я все равно киваю и кричу им вслед:

— Я люблю вас! Люблю вас обоих!

Это все, что я успеваю сказать. И вот их уже нет.

* * *

Пока я двигаюсь к Берчвуду, меня переполняют эмоции. Мне грустно, так грустно из-за разлуки с мамой и отцом — но вместе с тем и так радостно. Счастье буквально захлестывает меня, мне кажется, их любовь несет меня по небу.

Я сама дивлюсь тому контролю, что обрела над своими передвижениями в Иномирьях за такой краткий срок, новой уверенности в управлении скоростью и направлением.

Вдруг сзади доносится дальний раскат грома.

Он начинается с дрожи, и хотя я не касаюсь земли, но чувствую, как содрогается и она. Вместе с дрожью приходит и тяжкий гул, земля стонет, как будто готова разверзнуться под тяжестью того, кто с громом спешит за мной.

Впереди вырисовывается какая-то темная громада. Я уверена, что это Берчвуд, — но, оглянувшись, вижу, что воинство несется мне вдогонку огромной черной ордой. Издалека оно кажется клубящимся роем насекомых. Однако я знаю: очень скоро этот рой будет тут, и так просто от него не отмахнешься.

Зов Берчвуда, его манящей близости и безопасности, влечет меня, однако я не верю, что сумею обогнать воинство. И тогда я принимаю единственное решение, что сулит надежду на спасение: прекращаю полет и представляю, как опускаюсь, покуда ноги мои и впрямь не касаются земли.

Теперь я жду, глядя, как темное облако делается все больше, темнее, громче, как оно неотвратимо надвигается на меня. Придется встретить врагов здесь, под небесами их мира. Хотелось бы сказать, что я не боюсь, что готова бесстрашно и твердо дать отпор воинству. Но это было бы ложью, ибо кто в силах без страха стоять пред мчащимся на него ревущим легионом? Нет, я более чем боюсь. Я в полном ужасе — до дрожи, даже астральная моя душа трепещет. Но все же я стою и велю себе укрепиться и собраться.

План мой сбивчив и нечеток, однако иного у меня нет. Поэтому я жду того момента, когда воинство окажется достаточно близко, чтобы я могла призвать свою силу, как наставляла меня Соня. Нужно тщательно рассчитать время — и сделать это достаточно рано, чтобы остановить воинство, но и не слишком рано, чтобы не потратить зря время, которое понадобится мне для бегства. Я мысленно вспоминаю голос Сони и отсчитываю.

Один… два… три…

Еще не пора.

Четыре… пять… шесть…

Падшие души уже близко, так близко, что я вижу их искаженные от муки гневные лица, длинные бороды, развивающиеся над рваными черными камзолами, что болтаются на массивных, неуклюжих телах.

Семь… восемь…

Вой, испускаемый этой ордой, звучит нечеловечески — так воет лютый зверь. И вот они уже растекаются вокруг меня, заполоняют все пространство по сторонам, сверху, даже под моим трепещущим телом, и меня охватывает отчаяние — зачем я ждала так долго? Я знаю, знаю: они поглотят меня, поглотят мою душу.

Делать нечего. Я закрываю глаза и представляю себе семечко, крохотное, сокрытое в самой глубинной, сокровенной частице моего существа. Я вижу, как разворачивается слой за слоем, становясь все светлее и тоньше, и вот мы достигаем сочной и живой сердцевины. Она дышит. Бьется. Пульсирует жизнью.

Я все еще слышу пронзительные крики воинства, однако они стали частью совершенно иного мира, ибо сама я отступила в приглушенный, сокрытый собственный мир. Единственный звук, что я слышу отчетливо, — это биение сердца. Сперва я думаю, что он исходит из моей груди, однако, открыв глаза, вижу красный пульсирующий свет, исходящий из центра черной массы. Вижу исполинские крылья, со свистом разрезающие, хлещущие воздух. Это Самуил испускает алый свет из центра темного роя. Это его сердце стучит в такт с моим, это его многочисленные крыла вздымаются, осеняя воинство.

Усилием воли заставляю себя снова вернуться мыслями к семечку, к существу в его сердцевине.

Я вижу, как оно отворяется, разворачивается, взрывается, заполняя каждую трещинку моего существа. И когда я смотрю на себя, оказывается, что моя кожа, глаза, рот излучают лавандовое свечение, и оно с каждым мигом усиливается, становится ярче по мере того, как сила, подобной которой я никогда прежде не ощущала и даже представить себе не могла, исходит из меня, разливается вокруг, разливается мелкой рябью, перерастающей в мерно плещущие волны.

Если воинство издает какие-либо звуки, все они теряются в музыке моей новообретенной силы и пульсации сердца меж Самуилом и мной. Я думаю: вот он подходящий момент, единственный мой шанс на бегство к безопасности Берчвуда — пока энергия, которую я сумела призвать, еще сдерживает натиск воинства.

Но тут я слышу голос:

— Госпожа… Да воцарится Хаос… Открой Врата.

Я инстинктивно качаю головой: боюсь ответить, боюсь издать хотя бы единый звук, боюсь сокрушить то крошечное преимущество, что я создала, продемонстрировав свою силу.

— Мир и могущество снизойдут на тебя… Распахни объятия, Ангел Хаоса, и пусть Хаос Зверя хлынет рекой… Открой Врата.

Голос скользит ко мне через воинство, через шелк небес. Он проникает сквозь сиреневое сияние, как не может проникнуть ни единый воин вражеской армии. Это всего лишь голос. Всего лишь слова. Однако они взывают ко мне — угрозой и лаской.

Из тела моего по-прежнему исходит сияние, но силы колеблются и тают по мере того, как речи Самуила находят себе путь в мои уши, в разум и глубже, в некую древнюю частицу моей души, что ждала, лишь ждала их зова. В голосе таится обещание свободы. Освобождения от битвы, что кажется нескончаемой, хоть я участвую в ней так недавно. Освобождения от необходимости продолжать эту битву и впредь, от будущего, в котором не останется ничего, чем я дорожу превыше всего на свете: безопасности, любви, надежды.

Однако семечко разворачивается дальше, вырастает больше, чем я считала возможным, и вот мне уже кажется, что бьющая из него энергия расколет меня надвое, разделит тело и душу. И в этом последнем взрыве силы я наконец ощущаю решимость, которой мне так недоставало.