Читать книгу "Двенадцать цезарей - Мэтью Деннисон"

Для многих наиболее удивительным аспектом восхождения Веспасиана, как и гегемонии Августа столетием ранее, было его низкое происхождение. Его семья принадлежала к всадническому сословию, запятнанная сборами пошлин и подрядами в артелях (хотя последнее Светоний отрицает). В его атриуме отсутствовали восковые маски предков, которые в аристократических домах в дни празднеств восстанавливали в памяти жизнь великих римлян на службе у государства. К заслугам этого императора можно отнести тот факт, что свое скромное, отнюдь не аристократическое происхождение он не только не скрывал, но и часто выставлял напоказ. За такой дымовой завесой он мог спокойно составлять планы и плести интриги. Но Веспасиану помогало не восхваление своего происхождения, а знамения, которые, по утверждениям историков, формально определили его стремления. Знамения помогли, а связь рода Флавиев с божествами — нет. Веспасиана не интересовали неразумные лизоблюды, желавшие обнаружить родство Флавиев с компаньоном сына Юпитера, Геркулеса. В попытке укрепить личный авторитет принцепса и обеспечить себе широкую поддержку принадлежность к небожителям скорее ограничивала его, чем давала преимущество. Его образ как обыкновенного человека не был обманом. Веспасиан был далек от снобизма и слишком осторожен, чтобы позволить поставить на себе клеймо Юлиев-Клавдиев. Даже в своих портретах он тщательно избегал сходства с этой семьей — лысый, с бычьей шеей, бородавками и остальными возрастными признаками, несовершенство которых заменяло классическое совершенство богоподобных наследников Августа. В публичной жизни Веспасиану требовалась свобода заурядности, в личной жизни он явно отдавал ей предпочтение. В момент восхождения на трон он был вдовцом, но впоследствии женился на дочери Флавия Либерала, писца в казначействе. Возможно, она была дальней родственницей, но тем не менее ее статус свободнорожденной подвергается сомнению. Она едва ли была ему блестящей парой. Давняя любовница Веспасиана, Ценида была доверенным лицом матери Клавдия, Антонии, будучи ее рабыней.[232] В этом качестве, несмотря на любовь к Веспасиану, длившуюся всю жизнь, она не могла стать его женой, поскольку законы Августа запрещали браки между всадниками и вольноотпущенницами.[233]

Волевая, социально амбициозная мать Веспасиана, как и его жена и дочь, не дожили до момента его славы, который он пережил в шестьдесят с лишним лет. Возможно, он этого не желал. Светоний приписывает его воспитание в основном Тертулле, бабке по отцу, чье небольшое поместье лежало в гористой местности к северо-востоку от Рима. Именно Тертулла, а не Полла, осталась объектом благоговения Веспасиана. Ее дом, уже будучи императором, он посещал снова и снова. Меблировка и общее состояние он сохранил как дань ее памяти (и определенно как воспоминание о счастливом детстве, не омраченном грубыми насмешками матери). О доме отца, Тита Флавия Сабина, который, по словам Светония, находился в маленькой деревушке Фалакрины под Реатой (ныне Риети), мало что известно, утеряно даже точное его местонахождение.

И все же из истории не исчезли ни имя Веспасии Поллы, ни род занятий предков Сабина. Несмотря на провинциальный акцент, который преследовал Веспасиана всю жизнь, он принадлежал к семье, которая уже начала продвижение по социальной лестнице. По иронии судьбы, принимая во внимание узурпацию трона Юлиев-Клавдиев, семья стала добиваться успеха именно в их эпоху. Его дед по матери три раза служил военным трибуном, дядя по матери был сенатором преторского звания. Полла не ошибалась, когда лелеяла надежды на большее. Будущий император взял именно его имя. Веспасиан продолжил путь своей семьи наверх, превзойдя по числу памятников Веспасиям маленькое местечко на дороге из Нурсии в Сполеций, которое само носит название Веспасий и в котором расположены семейные надгробья. Со своей стороны, Сабин получил признание за честность при сборе налогов в Азии. Прежде чем скончаться, он сколотил состояние на ростовщичестве. Именно это богатство, а не честность, ускорит социальную мобильность его сыновей, молодых Сабина и Веспасиана, и в краткосрочной перспективе его хватит, чтобы пройти имущественный сенаторский ценз и ненасытный аппетит римского электората. Память о недостатке в деньгах укрепляла чрезмерную скаредность Веспасиана, которую высмеивают источники и признает сам император.

В то время почти наверняка принималась во внимание провинциальность Веспасиана. До восхождения на трон она служила ему защитой. По мнению Юлиев-Клавдиев и их соратников, она лишала Веспасиана права на любую значимую должность и ограничивала амбиции. По словам Светония, они считали его «человеком испытанного усердия и нимало не опасного по скромности своего рода и имени». Эта провинциальность, а также военные заслуги в 67 году побудили Нерона назначить Веспасиана командовать иудейскими легионами. Светоний смакует иронию этого шага. Такой роковой просчет напоминает назначение Вителлия командующим в Нижнюю Германию, когда глупый гордец Гальба приравнял личное разложение к непригодности к управлению государством. Позднее провинциальная посредственность Веспасиана показалась римлянам гарантией уничтожения аристократической гордыни эпохи Нерона… возможно, признаком семейного благочестия… неуступчивости… самонадеянности успешного чужака. Вероятно — и это более уместно, — она еще более упрочила ассоциацию Веспасиана с Августом, поскольку оба были «новыми людьми», очевидные таланты которых помогли преодолеть придворное фиглярство. К лету 69 года, когда легионы провозгласили Веспасиана императором, он уже прожил целую жизнь: слишком поздно для человека, чтобы менять свою природу или, в его случае, «лисью шерсть». Более сорока лет прошло с того дня, как он в возрасте шестнадцати лет, в 25-м или 26 году, получил мужскую тогу, более тридцати лет, когда он со второй попытки был избран эдилом, а затем претором. (Незначительные достижения прошедшего десятилетия — солдатский трибун во Фракии, квесторство на Крите и в Кирене — не оправдали ожиданий Веспасии Поллы и вызвали град язвительных насмешек.) Разумеется, карьера Веспасиана была отмечена не только регрессом, но и включала выдающиеся успехи, особенно во время правления Клавдия (став императором, Веспасиан построит в честь своего благодетеля храм Божественного Клавдия на Целиевом холме).

В эпоху принципата правила игры остались теми же, что и во времена Республики. Борьба за голоса была дорогостоящим делом, очень слабо связанным с народной поддержкой. Когда известные семьи не могли выдвинуть «нового человека» с заранее подготовленным политическим лицом, пустота заполнялась видными покровителями — лучше всего, если это были друзья в высших сферах: придворные, вольноотпущенники или даже улыбка императора. Веспасиан был по-житейски мудрым человеком, невзирая на провинциальный говор и решимость в качестве принцепса дистанцироваться от придворной политики прошлых режимов. Гай Калигула приказал навалить грязи за пазуху незадачливого эдила, но впоследствии, будучи претором, пострадавший потребовал от сената устроить особые игры в честь германской победы императора. А «удостоенный от него приглашением к обеду, Веспасиан произнес перед сенатом благодарственную речь». После смерти Калигулы он также пользовался покровительством, в том числе со стороны вольноотпущенника Клавдия, Нарцисса.