Читать книгу "Тупик либерализма. Как начинаются войны - Василий Галин"

Брюнинг в ответ заявлял, что «план Юнга не является соглашением равных партнеров. Мы вынуждены уступить диктату»{733}. Так, в январе 1932 г. когда Брюнинг уведомил британское правительство об отказе германского правительства возобновить выплату репараций, парижские газеты затопила волна раздражения. Лаваль был вынужден уйти в отставку. Новый французский кабинет заговорил значительно более резким тоном: «Французская нация никогда не откажется от ее права на получение репараций»{734}. Дефолт Германии, по мнению А. Ритчла, неизбежно повлек бы за собой военную интервенцию, как в 1923 г.{735}.

Британский посол Г. Рэмболд считал, что последним камнем в судьбе Брюнинга стал план «переселения на земли разорившихся восточнопрусских поместий 600 000 безработных, т.е. 10% от их пикового значения. «Учитывая малое плодородие почвы на этих территориях, он должен был выделить каждому переселенцу около 60 акров земли» или всего 36 млн. акров. «Тысячи семей, на протяжении столетий считавших эти территории своим домом, приходили в отчаяние от своей возможной будущей судьбы…»{736}. Сам Брюнинг полагал, что стал жертвой пропаганды и демагогической агитации: «Современная техника пропаганды является более разрушительной, чем какое-либо оружие. Она препятствует осуществлению и конструктивных решений, эта опасная тенденция развития в условиях современной массовой демократии»{737}.

Так или иначе, 30 мая 1932 г. Гинденбург отправил правительство Брюнинга в отставку. «В этот день Гинденбург принял Гитлера. Отменяется запрет СА…, — но суть не в том, отмечает Геббельс, — рейхстаг будет распущен. Это главное»{738}.

Парламентские методы уже не могли обеспечить победу ответственного большинства или создать работоспособную коалицию. «Судьба демократической (германской государственной партии) партии стала пугающим показателем направления, в котором движется общественное мнение…, — отмечал Ф. Папен. — Теперь, когда формы демократической жизни быстро приближались к банкротству, количество членов демократической партии в парламенте сократилось до нескольких депутатов… Ничто другое не демонстрировало столь явно провал веймарской демократии, как три последних трагических года существования этой партии, когда четыре ее представителя оставшиеся в парламенте, голосовали за гитлеровский закон об особых полномочиях»{739}. Шрайбер, представитель партии центра, тогда заявлял: «Это не был вопрос диктатуры, угрожавшей парламентским учреждениям, скорее угроза диктатуры возникла из-за слабости парламентских учреждений»{740}.

Но пока Гинденбург еще сопротивлялся и воспользовался своим правом назначения канцлера, тем самым превращая Германию в президентскую республику. Новым канцлером стал Ф. фон Папен, пользовавшийся доверием банков и биржи, широкой части промышленников и имперского сельскохозяйственного объединения. Он хоть и принадлежал к партии католического центра[96], однако позиционировал себя как канцлера, стоящего вне партий. Папен по его словам придерживался политики «просвещенного консерватизма»{741}. Папен объяснял, что он понимал под истинно консервативными убеждениями: «Наши убеждения требуют, чтобы государство строилось на базе крепкой власти»{742}.

Министры его правительства «принадлежали людям исключительно консервативных убеждений, не связанных с политикой»{743}. Правительство, придерживающееся консервативных взглядов, по словам самого Ф. Папена, «было создано для того, чтобы неработоспособную систему правления политических партий заменить государством, основанным на корпоративных принципах»{744}. Другими словами на принципах новой аристократии. Свое понимание корпоративного государства Папен дал в одной из своих речей: «Партийная политика потеряла значительную часть своего (смысла существования), когда возникла необходимость призвать нацию в целом для свершения огромного коллективного усилия… Под угрозой экономического кризиса мы должны порвать с коллективистскими теориями социалистов и предоставить возможность частным предпринимателям принять на себя долю ответственности в рамках законности и христианской предприимчивости»{745}.

В ответ на назначение Папена канцлером партия Центра потребовала передачи «ответственности за формирование правительства в руки Национал-социалистической партии»{746}. Папен пошел на компромисс и в обмен на пассивную поддержку нацистами его кабинета 16 июня, под предлогом соблюдения принципа равенства для всех партий, отменил запрет на деятельность СС и СА, введенный 13 апреля Брюнингом. Оправдывая этот шаг, Папен говорил: «Нашей задачей было постараться… усмирить нацистов путем раздела с ними ответственности за управление государством»{747}. Уже на следующий месяц «Берлин кишел молодчиками из нацистских боевых отрядов, маршировавших под звуки бесчисленных гитлеровских оркестров, — вспоминал о мае 1932 г. фон Браухич. — Серый и безликий режим Веймарской республики тонул на глазах…»{748}

Идеалом Папена в политической сфере являлся двухпалатный парламент и двухпартийная система, как в США. Подобная организация, по его мнению, могла вывести Германию из политического кризиса. Папен последовательно боролся с «искажениями демократических принципов», которые, по его мнению, составляли сущность Веймарской республики. Однако, как отмечает сам Папен, «реформировать партийную систему так, чтобы убедить каждого подчинить свои личные или партийные интересы неотложным потребностям текущего момента, оказалось невозможным»{749}.

Кроме растущего политического радикализма перед Папеном стояли еще как минимум две ключевые задачи: репарации и экономический кризис.

Проблеме репараций была посвящена июньская 1932 г. конференция в Лозанне. Тактика Папена на ней, по словам Макдональда, была основана на увязывании вопроса «о репарациях с каким либо крупным планом для всей Европы…»{750}. На такой подход Папена наталкивали слова Эррио: «Если Франция откажется от получения репараций, она должна получить за это экономическую и политическую компенсации…». Папен предложил Франции эти компенсации в виде подписания внешнеполитического консультативного пакта и объединенного Генерального штаба в целях дальнейшего открытого союза{751}. Цель союза объединение Европы в борьбе против советской угрозы.