Читать книгу "На пути в Итаку - Сергей Костырко"

Я тоже смотрю на набережную. Вот бредут полуобнявшись парень с девушкой. Парень высокий, худой, в очках, волосы всклокочены. Девушка… нет, симпатичная, конечно, но куда ей до нашей. Но им действительно хорошо. У них нет нужды с кем-то себя сравнивать. Они как будто рождены, вот так обнявшись, брести, цепляясь ногами друг за друга, пересмеиваясь, обращая и не обращая внимания на окружающих. И в каждом их движении — стопроцентное совпадение со всем вокруг. Никуда не спешат, ничего не боятся, ни до чего не пытаются дотянуться. У них и так есть все. Они как дети, которым мир принадлежит по определению. Никогда нашей девушке не достичь вот такой безмятежной уверенности в обращении со своей красотой, с солнцем, морем, музыкой, с парнем — ну и так далее. Я не знаю, думает ли она об этом, но во всей ее позе — крайняя степень уязвленности. На лицо ее больно смотреть. У нее есть все. И как бы — ничего… Но — почему? Откуда мне знать?..

Я поворачиваю голову вправо к соседям-бандитам. Они уже давно молчат. Светленький спит на лежаке, перевернувшись на живот и уткнув потную голову в полотенце. Второй, оставшись в одиночестве, замер — он сидит, опустив плечи, с забытой в руке бутылкой. Взгляд остановившийся, обращенный на море и не видящий сейчас ничего, и я чувствую, как морозит его сейчас под этим роскошным турецким солнцем. Куда он смотрит? На сверкающую перед ним красоту вот этой жизни? Или — в черную с тяжелым земляным духом дыру на Химкинском кладбище?..

Вот мы, русские, на турецком пляже… Отдыхаем… Куда деваться от русской литературы с ее «Господи, как грустна наша Россия!»?

Про всемирную отзывчивость русских

(Из жизни отдыхающих в Турции)

Кемер — это Турция, но очень странная. Турки здесь — нацменьшинство. Основное население побережья составляют русские и немцы, слегка разбавленные норвежцами, поляками, литовцами и англичанами. И потому, чтобы почувствовать себя в Турции — как-никак деньги «уплочены» именно за Турцию, а не за Крым, — нужно постоянно двигаться.

Например, на джипах.

Действо это называется джип-сафари в Кемере, но само слово «сафари» не должно вводить в заблуждение — это не то сафари, на которое ездил Хемингуэй стрелять львов (или в кого он там стрелял?), а очень даже комфортное времяпрепровождение на горных дорогах, с меняющимся вокруг пейзажем, с остановками на обед, на прогулки и проч. Единственная предосторожность, которой не стоит пренебрегать, связана со здешним сервисом, а именно: турист, имеющий международные водительские права, может посидеть за рулем. Меня об этом предупредили в агентстве, и потому я выбрал машину, в которой таковых — то есть обладателей международных прав, намеренных воспользоваться ими на крутых турецких дорогах, — не было.

И сразу скажу, не прогадал. Нашим шофером оказался молодой красавец-турок Мусса, а за нашими с Муссой спинами оказались две роскошные девицы из Екатеринбурга, в шортиках, в кепочках и в чем-то имитирующем коротенькие пляжные маечки. Люда и Катя. Мусса, естественно, очень старался впрыснуть адреналинчику в кровь барышням, девицы сзади счастливо верещали, я же, как «олд мэн», не слишком склонный к «быстрой езде» — наездился, знаю, — попытался слегка окоротить пыл шофера. Мусса ответил мне вдруг фразой из комариной телерекламы: «Уважаемый, не волнуйся. Я не камикадзе. И девочкам скажи, чтоб боялись спокойно».

После чего его имитация лихости и рисковости мне уже нравилась. Люблю артистизм.

Выехали мы на четырех машинах. На двух — русские, на двух, естественно, немцы. И вот как раз у немцев в каждой машине оказалось по потенциальному водителю. То есть двое с правами. Отец и сын. Остальные — фрау средних и выше лет — на руль не претендовали. Отец был типичный, насколько я понимаю, немецкий папа: высокий, сухощавый, волосы бобриком, очочки, узкие губы. Сын имел еще более арийскую внешность — долговязый, худой, беловолосый (тоже стриженый), нос прямой, конопушечки на лице и уши в стороны торчат, только вот кадык на длинной шее немного портил внешность. Лет двадцати, не больше. Поэтому, наверно, он здесь с папой. Мамы, если учесть последовавшее далее, слава богу, не было. Возможно, в Кемере осталась, предоставив мужские забавы мужчинам.

Мальчик сидел отдельно от папы, в другой машине, и косил глазом в нашу сторону, стараясь, как ему казалось, делать это незаметно. Но екатеринбургские барышни сосредоточились на нашем джигите — ручки клали ему сзади на плечи, по плечам и спине хлопали, когда наша машина вдруг начинала вилять, проваливаться и взлетать на полудекоративных колдобинках.

После очередной остановки — для фотографирования величественной панорамы гор и ущелья под нами, — когда мы начали снова рассаживаться в свои джипы, мальчик вдруг оказался за рулем. Тут же подошел его папа, сказать что-то типа: сынок, ты хорошо подумал? Но дело в том, что машина, в руль которой уже вцепился мальчик, стояла бок о бок с нашей, а девицы в этот момент, отклячив попки, втирали себе в спину крем от загара, так что думать о чем-либо мальчик уже просто не имел возможности. Он яростно дернул головой: отвали, батя, не позорь. И на что-то такое в машине нажал. (Поскольку сам я не вожу и техническую сторону произошедшего прояснить не в состоянии, то буду описывать как дилетант-потребитель.) Машина с немцами зарокотала, дернулась, остановилась, потом снова взревела и рванулась, точнее, прыгнула вперед. Сидевший рядом с мальчиком турок-шофер что-то выкрикнул и потянулся руками к рычагам, но было поздно, — странно вильнув, джип тут же задрал нос, перескочил кюветик, подпрыгнул удивленно и, оказавшись на откосе, забуксовал и медленно, боком, начал сползать по откосу. Немки за спиной водителя-лихача взвизгнули. Одна из них метнулась из машины — на волю, к жизни, — но, зацепившись в полете ногой за борт машины, рухнула на щебенку возле колеса машины, тут же заглохшей и замершей от испуга. Турок-водитель, лежащий боком на мальчике, уже держал рычаги.

Настала тишина. К машине и лежащей женщине бежали немцы. Мальчик выпрастывал свои несуразно длинные ноги наружу, потом как-то неуверенно спрыгнул, сделал несколько шагов и остановился спиной ко всем нам. Женщину поднимали, у нее оказалась разодранной коленка, но все остальное, судя по темпераменту, с которым заклокотала в ее горле немецкая, и сильная, надо полагать, речь, — осталось цело. К сыну решительной походкой двинулся папа — для вразумления. И тут в скорбной тишине грохнули за моей спиной екатеринбургские барышни: «Не… Лю… Лю… дка… ты… ы… видала?..» — они икали от смеха, колотясь головами о наши с Муссой спины. «Герлз хэв грейт шок», — попытался я оправдать их под возмущенными взглядами немцев.

Несчастный джип, ведомый турком, чуть съехал вниз по откосу и начал делать плавный разворот, набирая скорость и нацеливаясь на дорогу. Ситуация разряжалась на глазах.

— Вы что, девки?! Стыда у вас нет, — развернулся я к ним. — Это ж мальчик перед вами хотел покрасоваться.

— А то мы слепые, да? Не, а чо, покрасовался. Классно.

Папа все еще что-то выговаривал сыну, красные уши которого уже просто дымились.

— Девочки, ну нехорошо так. Он молоденький. Пылкий. Глаз на вас положил. Разве ж так можно, — увещевал я красоток. — Где же ваша всемирная отзывчивость?