Читать книгу "Левиафан - Борис Акунин"

— Это регко выяснить, — сказаляпонец. — Госпожу Кребер надо обыскать. Есри праток у нее, то все правда.Есри пратка у нее нет, то господин Фандорин осибся. В таких сручаях у нас вЯпонии разрезают дзивот.

— Никогда в моем присутствии мужские рукине посмеют обыскивать даму! — заявил сэр Реджинальд и с угрожающим видомподнялся.

— А женские? — спросилаКларисса. — Эту особу обыщем мы с мадам Труффо.

— Oh yes, it would take no time at all,[35] — охотно согласилась докторша.

— Делайте со мной, что хотите, —жертвенно сложила ладони Рената. — Но потом вам будет стыдно…

Мужчины вышли за дверь, а миссис Труффо сневероятной ловкостью обшарила задержанную. Оглянулась на Клариссу, покачалаголовой.

Клариссе стало страшно — за бедного Эраста.Неужто он ошибся?

— Платок очень тонкий, — сказалона. — Дайте я сама поищу.

Ощупывать тело другой женщины было странно истыдно, но Кларисса закусила губу и тщательно осмотрела каждый шов, каждуюскладку, каждую оборку на нижнем белье. Платка не было.

— Вам придется раздеться, —решительно заявила она. Это было ужасно, но еще ужаснее было представить, чтоплаток так и не обнаружится. Какой удар для Эраста! Он не перенесет!

Рената покорно подняла руки, чтобы легче былоснять с нее платье, и робко попросила:

— Ради всего святого, мадемуазель Стамп,не повредите моему ребенку.

Стиснув зубы, Кларисса принялась расстегиватьей платье. На третьей пуговице в дверь постучали, и раздался веселый голосЭраста:

— Медам, заканчивайте обыск! Мы можемвойти?

— Да-да, входите! — крикнулаКларисса, быстро застегнув пуговицы.

Мужчины выглядели загадочно. Они молча всталиу стола и Эраст движением фокусника выложил на скатерть треугольный кусокткани, переливающийся всеми цветами радуги.

— Платок! — вскрикнула Рената.

— Где вы его нашли? — спросилаКларисса, чувствуя, что вконец запуталась.

— Пока вы обыскивали г-госпожу Санфон, мытоже не теряли времени, — с довольным видом объяснил Фандорин. — Мнепришло в г-голову, что эта предусмотрительная особа могла спрятать изобличающуюулику в каюте комиссара. Времени у нее было всего несколько секунд, и далекозасунуть п-платок она не смогла. И в самом деле, платок нашелся быстро. Онаскомкала его и сунула под край ковра. Так что можете полюбоваться на знаменитуюптицу Калавинку.

Кларисса подошла к столу и вместе с остальнымизачарованно уставилась на лоскут ткани, погубивший столько человеческих жизней.

Формой платок напоминал равнобедренныйтреугольник. На глаз каждая из его сторон была вряд ли больше 20 дюймов.Рисунок поражал своей варварской пестротой: на фоне разноцветных деревьев иплодов распростерла крылья острогрудая полуженщина-полуптица, похожая наантичных сирен. Ее лицо было повернуто в профиль, длинные изогнутые ресницыобрамляли маленькую дыру глаза, тщательно обшитую тончайшей золотой нитью.Кларисса подумала, что в жизни не видела ничего прекрасней.

— Да, это несомненно тот самыйплаток, — сказал сэр Реджинальд. — Но доказывает ли ваша находкавиновность мадам Клебер?

— А саквояж? — мягко произнесФандорин. — Вы помните саквояж, к-который мы с вами вчера обнаружили вкапитанском катере? Среди прочих вещей я разглядел там плащ, который мы не развидели наброшенным на плечи мадам Клебер. Саквояж присовокуплен к прочимвещественным доказательствам. Наверняка в нем найдутся и другие вещи,принадлежащие нашей д-доброй знакомой.

— Что вы на это скажете, сударыня? —обратился доктор к Ренате.

— Правду, — ответила она, и в ту жесекунду ее лицо изменилось до неузнаваемости.

Реджинальд Милфорд-Стоукс

…и в лице произошла поразившая меня перемена.Беззащитная, слабая, раздавленная ударом судьбы овечка словно по мановениюволшебной палочки превратилась в волчицу. Плечи расправились, подбородокприподнялся, глаза зажглись опасным огнем, а ноздри затрепетали, будто переднами была хищница — нет, не волчица, а кошачьей породы, пантера или львица,учуявшая запах свежей крови. Я поневоле отшатнулся. О, в моей защите здесьбольше не нуждались!

Преображенная миссис Клебер бросила наФандорина взгляд, исполненный такой испепеляющей ненависти, что даже этотнепробиваемый господин, и тот вздрогнул.

Отлично понимаю чувства этой странной женщины.Я и сам совершенно изменил свое отношение к подлому русскому. Это страшныйчеловек, злобный безумец, обладающий уродливой, извращенной фантазией. Как ямог относиться к нему с доверием и уважением? Невероятно!

Просто не знаю, как Вам об этом написать,милая Эмили. Перо дрожит в руке от негодования… Сначала хотел утаить от Вас, новсе же напишу, иначе Вам трудно будет понять, отчего мое отношение к Фандоринупретерпело такую метаморфозу.

Вчера ночью после всех волнений и потрясений,которые я описал Вам выше, у нас с Фандориным состоялся престранный разговор,повергший меня в ярость и горестное недоумение. Русский подошел ко мне,поблагодарил за спасение корабля и с фальшивым участием, заикаясь на каждомслове, стал нести невообразимую, чудовищную чушь. Он сказал буквально следующее— я запомнил слово в слово: «Я знаю о вашем горе, сэр Реджинальд. Комиссар Гошдавно уже мне все рассказал. Это, конечно, не мое дело, и я долго не решалсязаговорить с вами об этом, но я вижу, как вы страдаете и не могу оставатьсябезучастным. Я смею говорить вам все это только потому, что сам перенес такоеже горе. Мне, как и вам, тоже угрожала потеря рассудка. Я сохранил разум и дажезаострил его, но заплатил за это изрядным куском сердца. Поверьте, в вашем положениидругого пути нет. Не уходите от истины, какой бы страшной она ни была, непрячьтесь за иллюзию. И, главное, не казните себя. Вы не виноваты в том, чтокони понесли, что ваша беременная жена выпала из коляски и разбилась. Этоиспытание, тяжкий экзамен, который устроила вам судьба. Я не знаю, зачем и комунужно подвергать человека подобной жестокой проверке, но знаю одно: испытаниенеобходимо выдержать. Иначе конец, распад души».