Читать книгу "Парижская жена - Пола Маклейн"

На этом представление любителей закончилось. Арена быстро опустела; Дафф и я спустились вниз, чтобы встретить молодых людей. С момента трагедии мы не обменялись ни единым словом. Наши друзья тоже молчали.

Выйдя на улицу, мы пошли в кафе.

— Черт возьми! — выругался Билл, шедший рядом со мной. Лицо его было белым и безжизненным, на туфлях запеклась грязь. Найдя столик, мы заказали на всех густого пива, которое любили пить за обедом, и как раз в это время мимо нас по улице на носилках пронесли раненого. Окровавленная простыня покрывала нижнюю половину его тела.

— Торо, торо! — выкрикнул кто-то из гостей пьяным голосом, и мужчина поднялся и сел. Все возликовали, а молодой парень подбежал к нему со стаканом виски; раненый залпом выпил его и бросил пустой стакан назад парню, который поймал его одной рукой. Все опять одобрительно закричали.

— Ну что это за жизнь! — сказала Дафф.

— Бывает и хуже, — отозвался Эрнест.

Нам принесли пиво, и мы принялись за него. На столе появились гаспачо, свежий хлеб, отличная рыба, тушенная с соком лайма, и хотя мне казалось, что после кровавой сцены в цирке есть невозможно, я вдруг почувствовала, что голодна, и стала есть с большим аппетитом.

Гарольд сидел по другую сторону стола, далеко от Эрнеста. Но когда наконец появились Пэт и Дон, вид у Пэта был раздраженный и злой, и Гарольд, судя по всему, не знал, куда ему сесть и с кем поговорить, не опасаясь осложнений. Все оставшееся время, пока длился обед, наш стол представлял собой запутанную комбинацию своего рода эмоциональных шахмат: Дафф смотрела на Эрнеста, тот следил за Пэтом, который бросал злобные взгляды на Гарольда, украдкой посматривавшего на Дафф. Каждый много пил, мучился и изо всех сил изображал, что ему веселее и легче на душе, чем всем остальным.

— Бой быков и вид крови я могу перенести, — тихо сказал мне Дон. — Но от человеческих отношений меня выворачивает наизнанку.

Я перевела взгляд с него на Эрнеста, который не разговаривал со мной и даже не глядел в мою сторону с самого завтрака.

— Да, — согласилась я. — Но в чем причина?

— Хотел бы я знать. Может, никакой причины вовсе нет. — Дон допил свое пиво и жестом попросил официанта принести еще.

— Иногда хочется, чтоб мы стерли наши ошибки и начали все сначала — с чистого листа, — сказала я. — А иногда думаю, что ничего, кроме ошибок, у нас нет.

Он рассмеялся мрачно и многозначительно, а в это время сидевшая напротив Дафф что-то шептала на ухо Эрнесту, отчего тот грубо гоготал, как матрос. Я развернула свой стул так, чтобы их не видеть, а сделав это, вдруг вспомнила о Фонни и Роланде и о том, что происходило много лет тому назад в Сент-Луисе. Фонни не могла видеть Роланда, потому что считала того слабым и ни на что не годным. Я не могла смотреть на Эрнеста, потому что своим смехом, шепотом он делал мне больно — но разве в этом есть разница? Возможно, каждый брак в определенный момент сводится к разворачиванию стульев. Подчеркнутое молчание и взгляд в другую сторону.

— Какие мы все странные и грустные, — сказала я Дону.

— Потому я так и расчувствовался вчера. Кстати, прости меня за нытье.

— Извиняться не за что. Давай останемся добрыми друзьями, которые все знают, но об этом не говорят.

— Хорошо, — сказал он и хлебнул еще пива; день шел своим чередом, пока не наступило время корриды.

Молодой матадор Каетано Ордонес был совсем юн и двигался так естественно и грациозно, будто танцевал. Темно-красная саржа его плаща оживала от малейшего движения рук. Он легко ступал и легко наклонялся, смело глядя в лицо опасности, и побуждал быка напасть на него чуть заметным жестом и взглядом.

Перед началом корриды Эрнест был в скверном настроении, но с появлением Ордонеса оживился. Дафф, увидев такую перемену, поднялась и села с ним рядом.

— Господи, до чего он хорош, — восхитилась она.

— Да, он то, что надо, — подтвердил Эрнест. — Смотри!

Направляя быка, Ордонес сделал веронику, затем еще одну, стоя очень близко и притягивая плащом быка как магнитом. Пикадоры отступили, зная, что бык покорен и находится под полным контролем Ордонеса. Бой — словно танец и одновременно как высочайшее искусство. Ордонесу было девятнадцать лет, но его умение шло из глубины веков, и он пользовался им естественно и легко.

— Некоторые матадоры добиваются успеха эффектной сменой поз, — сказал Эрнест. — Да, это красиво, но ничего не значит. А этот парень понимает, что нужно быть на волосок от смерти. Нужно по-настоящему умереть, чтобы выжить и победить животное.

Дафф кивнула, захваченная его страстной речью, и, видит Бог, она меня тоже захватила. Когда Эрнест говорил, его глаза вдруг стали почти такими же огненными, как плащ Ордонеса. Энергия бурлила у него глубоко внутри, прорываясь в лицо и горло, и я знала, почему он неразрывно связан с Ордонесом, боем быков и с самой жизнью, и понимала, что могу ненавидеть его за то, что он мучает меня, но никогда не смогу разлюбить его как человека.

— Теперь смотри, — сказал он.

Бык подходил, низко опустив голову, он крутил ею, выставив вперед левый рог. Бедро Ордонеса было в нескольких дюймах от могучих ног быка, но матадор придвинулся еще ближе, и когда бык поднял голову, чтобы проткнуть плащ, то скользнул рогом по животу Ордонеса. Можно было даже услышать легкое шуршание шелковой материи, из которой сшита куртка матадора. Облегченный вздох прошел по рядам — ведь именно такого зрелища здесь ждали.

— Лучше никто не сделает, — восхищенно сказал Эрнест, бросая шляпу к ногам в знак уважения.

— Чертовски красиво, — подтвердила Дафф.

Мы все вздохнули, и когда воля быка была сломлена и он пал на колени с наклоненной головой, Ордонес нанес точный удар шпагой. Зрители вскочили, издавая восторженные крики; все были заворожены и потрясены зрелищем и мастерством матадора. Я тоже поднялась, аплодируя, как сумасшедшая; должно быть, в этот момент меня осветил особенно яркий луч солнца, потому что, когда Ордонес поднял голову, его глаза задержались на моем лице и волосах.

— Он считает тебя que linda,[13]— сказал Эрнест, проследив за взглядом Ордонеса. — И почитает тебя.

Молодой матадор, склонившись над быком, отсек у него ухо небольшим ножиком. Подозвав мальчишку с трибуны, он положил тому в ладони ухо и послал ко мне. Мальчик робко передал трофей, не осмеливаясь смотреть мне в лицо, но я понимала, какая честь для него поручение самого Ордонеса. Я не знала, как следует принимать подношение — возможно, существовал какой-то ритуал, — и просто протянула руки. Черный, все еще теплый треугольник с еле заметным пятнышком крови — никогда не держала в руках ничего более экзотического.

— Черт возьми! — воскликнул Эрнест, явно испытывая гордость.

— Что ты с ним сделаешь? — спросила Дафф.