Читать книгу "Мозг Кеннеди - Хеннинг Манкелль"

Под капающим душем она смыла соль с тела. Альбинос все еще играл на своем ксилофоне. Звуки долетали в окно ванной комнаты. Похоже, он никогда не расставался с инструментом. Она заметила, что затылок и щеки у него сильно обгорели от солнца.

Луиза спустилась в ресторан. Официант с улыбкой налил ей кофе. Она кивнула на музыканта:

— Он всегда здесь?

— Он любит играть. Домой уходит поздно, а приходит рано. Жена будит его.

— Значит, у него есть семья?

Официант с недоумением взглянул на нее:

— А почему бы ему не иметь семью? У него девятеро детей и столько внуков, что он с трудом в них разбирается.

А у меня нет. Нет семьи. После Хенрика уже никого не будет.

Луиза ощутила бессильную злобу оттого, что Хенрика больше нет.

Вышла из-за стола, безутешная монотонность музыки стучала в голове.

Она завела машину, поехала в поселок Кристиана Холлоуэя. Солнце палило еще беспощаднее, чем накануне, в голове били барабаны, сменившие монотонную музыку.

Когда она остановила машину, ей показалось, что в жарком мареве ничего не изменилось. Воздух дрожал перед глазами. Черная собака тяжело дышала под деревом, людей не видно. На песчаной площадке кружился одинокий пластиковый пакет. Луиза сидела за рулем, обмахивая рукой лицо. Злость прошла, уступив место отчаянию.

Ночью ей снился Арон. Сон был мучительный. Она раскапывала одно из захоронений где-то в Арголиде. Они нашли скелет, и Луиза вдруг поняла, что обнаружила кости Арона. Безуспешно она пыталась вырваться из сна, но он не отпускал ее, тянул вниз. Она проснулась, только почувствовав, что задыхается.

Мужчина в белом вышел из одного дома и скрылся в другом. Луиза, продолжая обмахиваться, проводила его взглядом. Потом вылезла из автомобиля и направилась к хижине, где побывала накануне. Черная собака не сводила с нее глаз.

Она шагнула в темноту, замерла в неподвижности, пока глаза не привыкли к слабенькому свету. Запах стал еще пронзительнее, чем вчера, пришлось дышать ртом, чтобы не стошнило.

Нары были пусты. Мужчина исчез. Неужели она ошиблась? Рядом с ним лежала женщина, накрытая батиком, расписанным фламинго. Женщина была на месте. Луиза не ошиблась. Она обошла помещение, осторожно, чтобы не наступить на какое-нибудь истощенное тело. Того человека нигде не было. Она вернулась к пустым нарам. Может, его куда-нибудь перевели? Или он умер? Что-то в ней противилось этой мысли. Смерть больных СПИДом иной раз наступала очень быстро, но здесь дело явно не в этом.

Она уже хотела уйти, когда ощутила на себе чей-то внимательный взгляд. Тела с едва шевелящимися ногами и руками образовывали своего рода холм. Многие прятали головы под платки или простыни, точно не хотели показывать свое несчастье никому другому. Луиза огляделась. Кто-то наблюдал за ней. В углу она обнаружила человека, прислонившегося к каменной стене. Он не мигая смотрел на нее. Она тихонько подошла. Юноша, в возрасте Хенрика. Истощенный — кожа да кости, — лицо в язвах, волосы на голове местами выпали. Слабым движением руки он поманил ее ближе.

— Мойзиша нет.

По-английски он говорил с южноафриканским акцентом, это ясно, ведь она слышала, как говорили ее белые спутники в автобусе из аэропорта в гостиницу. Она присела на корточки, чтобы разобрать едва слышный голос, и спросила:

— Где он?

— В земле.

— Он мертв?

Мужчина схватил ее запястье. Словно маленький ребенок. Пальцы тонкие, бессильные.

— Они забрали его.

— Что ты имеешь в виду?

Он приблизил к ней свое лицо:

— Это ты убила его. Он пытался позвать тебя.

— Я не поняла, что он говорил.

— Они сделали ему укол и увели. Он спал, когда они пришли.

— Что случилось?

— Я не могу говорить об этом здесь. Они видят нас. Заберут меня таким же способом. Где ты живешь?

— На побережье, в гостинице.

— Если хватит сил, я приду туда. А сейчас уходи.

Юноша лег, свернулся калачиком под простыней. Тот же страх. Он прячется. Луиза пошла обратно через всю комнату. А когда очутилась на солнце, ее будто изо всей силы ударили в лицо. Она спряталась в тени возле стены дома.

Однажды Хенрик говорил с ней о впечатлении, какое производят на него жаркие страны. Люди не только делятся по-братски водой, они делятся и тенью.

Правильно ли она поняла мужчину в темноте? Неужели он действительно сможет навестить ее? Как он доберется до берега?

Она хотела было повернуть обратно и тут заметила, что в тени дерева, где припаркована машина, кто-то стоит. Мужчина лет шестидесяти, а может, и старше. Он улыбнулся, когда она подошла ближе. Шагнул ей навстречу и протянул руку.

Луиза сразу догадалась, кто это. Он говорил по-английски, плавно, практически без американского акцента.

— Меня зовут Кристиан Холлоуэй. Я знаю, вы мать Хенрика Кантора, и слышал о его трагической смерти.

Луиза смешалась. Кто ему все это сообщил? От него не ускользнуло ее удивление.

— Новости, особенно трагические, распространяются очень быстро. Что произошло?

— Его убили.

— Разве такое возможно? Кто станет вредить молодому человеку, который мечтает о лучшем мире?

— Именно это я и хочу выяснить.

Кристиан Холлоуэй тронул ее за плечо.

— Пойдемте ко мне в комнату. Там намного прохладнее, чем здесь.

Они двинулись по песчаной площадке к белому дому, стоявшему поодаль от остальных. Черная собака настороженно следила за ними.

— Ребенком я проводил зимние каникулы у дяди на Аляске. Туда меня посылал предусмотрительный папаша — для закалки. Все время, пока я рос, речь шла о непрерывном закаливании. Учеба, знания имели, по словам отца, куда меньше значения, чем выработка «железной кожи». Там, где жил мой дядя, нефтяник, было ужасно холодно. Но привычка к суровым морозам сделала меня гораздо выносливее многих других и помогает выдерживать любой зной.

Они вошли в дом, представлявший из себя одну большую комнату. Он был построен как круглая африканская хижина, предназначенная для вождя. Возле двери Кристиан Холлоуэй скинул туфли, точно вступал в святилище. Но покачал головой, увидев, что Луиза наклонилась развязать шнурки.

Она оглядела комнату, примечая детали, словно вошла в только что открытую погребальную камеру, чья реальность тысячелетиями оставалась нетронутой.

Комната была обставлена, как ей показалось, в классическом колониальном стиле. В одном углу стоял письменный стол с двумя компьютерными мониторами. На каменном полу старинный ковер, дорогой, персидский или афганский.