Читать книгу "Опаленные войной - Богдан Сушинский"

— Так точно, станичник, ваше благородие! Донские мы. Из Тихого Дона.

— Значит, и впрямь — станичник? — ехидно улыбнулся офицер. — И сразу: «ваше благородие».

— Так ведь вы из наших, поди, из бывших офицеров Добрармии?

— Из офицеров, только не бывших.

— Прошу прощения, ваше благородие. А я из станичников.

— Да, но я — из той Добрармии, которую ты, провинциальный мерзавец, вместе со своими предателями-станичниками помог большевикам угробить. О, да ты и сейчас в кавалерии?

— Был, ваше благородие. Рядовой Есаулов. Эскадрон прикрытия укрепрайона. По Днестру мы стояли.

— Да ты не части, не части, провинциальный мерзавец. Ну, что дала тебе совдепия: землю, счастливую жизнь?

Казак молчал.

— Расказаченный небось?

— Всех расказачили. Говорят, не положено. Кто позажиточнее был али недовольство высказывал, тут же на подворье стреляли, а то и прямо с седел рубили.

— До какого позора дойти! Веками донцы были казаками, ни турки, ни горцы, ни крымские ханы, никакая другая нечисть сломить их не могла, а тут — на тебе… пришли какие-то жидобольшевики и всех расказачили! Довоевались! Впрочем, такова участь всех предателей. Нас предали, Россию погубили, род свой казачий на нет свели — вот вам и «вся власть — Советам», провин-циаль-ные вы мерзавцы.

Офицер поиграл пистолетом, и Гордашу показалось, что он неминуемо разрядит его в кавалериста. Но, видно, судьба смилостивилась и над кавалеристом, и над ним; тот самый рыжий животастый немец, который только что хладнокровно пристрелил раненого обозника, вдруг что-то сказал лейтенанту и показал в сторону холма, вдоль подножия которого двигалась небольшая колонна.

«Немцы пленных гонят, — догадался семинарист. — Там колонна пленных», — затеплилась в его глазах надежда.

Офицер еще несколько секунд нервно поиграл пистолетом у самого лица Есаулова, но появление колонны словно бы напомнило ему о святом законе войны, говорящем о том, что расстреливать пленных ему не позволено.

— Еса-улов, — презрительно повторил офицер. — Хоть бы фамилию сменил, провинциальный мерзавец. — Красноармеец Есаулов! Уже только за то, что ты, носящий фамилию «Есаулов», стал красноармейцем — нужно вешать. В колонну их, унтер-офицер, в колонну!

Он сказал это по-русски, однако немец понял. Подошел к Гордашу, стал перед ним, словно гном перед великаном, жирной волосатой рукой с короткими пальцами ощупал мышцы рук, живота, несколько раз ударил под дых и, с удивлением отметив, что удары его, по существу, не пробивают мускулатуру этого гиганта, уважительно проговорил:

— Гут, гут. Русише мюллер. Куз-нец. Русише куз-нец! Шнель, шнель.

43

…Взрывной волной его забросило в какой-то огромный котлован и засыпало землей. Громов пытался выбраться из него, но каждая попытка завершалась неудачей: он только глубже проваливался в сыпучий песок, явственно ощущая, что эта песчаная трясина поглощает его, предавая разверзшейся бездне.

— Камэндант, слышь, камэндант? — донеслось до него сквозь этот сонный бред. — Там пулэмет. Па нэмцам стрэляет.

— Где? — потянулся Громов ко все еще стоявшему на «склоне котлована» Газаряну.

— Там, куда ты с Крамарчуком хадыл.

— Так, может, он стреляет по доту, а не по немцам?

— Я в амбразура сматрэл. Из дота выхадыл. Па нэмцам стрэдяет. Сам видэл.

Едва избавившись от кошмарного видения, Громов метнулся к перископу, но в окуляре медленно поплыли темные, почти бесцветные в это предутреннее время склон долины, валуны, осторожно выглядывавшие из окопа каски и пилотки… Он оторвался от перископа и вопросительно посмотрел на Газаряна.

— Но он стрэлял! Еще нэсколько минут назад, — почти взмолился Газарян. — Мнэ нэ вэришь, камандэр?! Там, на высокой гора, немец кричал. Много кричал и стрэлял по пулемет. Мотоциклы ездил.

— Ну, хорошо: стрелял так стрелял. Пока немцы не начали обстрел, подготовьте вместе со Степанюком список невернувшихся, заново укомплектуйте расчеты орудий и пулеметов, подучите людей. Думаю, что теперь у вас останется по четыре человека на орудие и по два на пулемет.

— А было па сэмь. И па три на пулэмет.

— Да, расчеты здесь были солидными. Это и помогло нам столько времени продержаться. Через час построим людей. Отныне построение будет каждое утро. Независимо от обстановки возле дота. Мы должны чувствовать себя гарнизоном, воинским подразделением, а не группкой затравленных, обреченных окруженцев.

То же самое Громов повторил потом во время построения.

— Прорыв прошел неудачно, — сказал он, чувствуя, что исписанный Газаряном листочек слегка подрагивает в его руке. — В дот не вернулись: старшина Дзюбач…

— А по-моему, старшина все же прорвался, — неуверенно заметил Лободинский.

— Нам трудно пока судить, кто из наших товарищей действительно вырвался из окружения, кто погиб, а кто, возможно, и попал в плен. Поэтому пока что мы называем всех невернувшихся… Итак, старшина Дзюбач, сержант Крамарчук, младший сержант Назаренко, младший сержант Ивановский, красноармеец Зоренчук, наш повар, и… Родановский. Вместе с бойцами гарнизона прорывалась и группа прикрытия. Из шести бойцов вернулось трое: сержант Степанюк, ефрейтор Загойный и красноармеец Хомутов. Кстати, Каравайный, вы что, не ходили в прорыв? — спросил он механика после минуты молчания, которой они почтили память погибших.

— Да я что? — вдруг начал оправдываться Каравайный. — Я при механизмах. Тут ведь целая электростанция. Как же без меня? Я, правда, Петруня подучил.

— Да нет, это как раз хорошо, что вы здесь, — успокоил его Громов. — Так надежнее. Сколько дней еще продержится ваш дизель?

— Горючего на семь суток. Но я там канистрочку одну небольшую припас. У трактористов раздобыл. Так что если очень экономно, то и на десять хватит.

— Нужно на десять, Каравайный. Обязательно на десять. Санинструктор, вы постоянно помогали повару. На сколько суток хватит продуктов?

— Теперь нас меньше. Тоже, думаю, недели на две.

— Ясно. Значит, так, первое: группа Степанюка зачисляется в состав гарнизона. Продержаться наверху она уже не сможет, мы только погубим людей. Красноармеец Каравайный вводится в расчет первого орудия, Петрунь и Хомутов — второго. Пулеметные расчеты: первый пулемет — Гранишин, Чобану; второй — Ужицкий и легкораненый Загойный; третий — Степанюк, он же командир пулеметной точки, и Пирожнюк. Абдулаев, вы — снайпер дота. Ваша задача — постоянно терроризировать фашистов, держать их в страхе. Они ежеминутно должны чувствовать себя на мушке у снайпера.

— Как скажешь, камандыр.

— Я, вместе с Абдулаевым и раненым Коренко, — в группе поддержки.

— Мария тоже неплохо стреляет, камандыр, — добавил Абдулаев. — Сам учил вчера. Двоих уложила. Из семи выстрелов двоих. Хорошо стреляет.