Читать книгу "Ларк-Райз - Флора Томпсон"

чай и лакомилась пирожным в перерывах между обслуживанием их нужд; но мисс Шеперд питала более честолюбивые устремления. Когда процессия достигла места, где обсаженная кустарником дорожка пересекала главную аллею, ведущую к парадной двери, она остановилась и задумалась, а затем произнесла:

– Пожалуй, я войду с парадного входа, мои дорогие. Хочу выяснить, хорошо ли вы будете вести себя в мое отсутствие, – и направилась по подъездной аллее, облаченная в свое лучшее коричневое платье, облегающий бархатный жакет с баской и длинное меховое боа, похожее на змею. Ее сопровождал по меньшей мере один взгляд цинично усмехающихся маленьких глаз.

Мисс Шеперд с удовольствием позвонила в дверной звонок и выпила чаю в гостиной; но триумф ее длился недолго. Через несколько минут она вышла в людскую, передала своим подопечным хлеб с маслом и прошептала одной из своих помощниц:

– Дорогая миссис Брэйсуэлл сразу же напоила меня чаем, ибо, по ее словам, она поняла, что мне не терпится вернуться к детям.

Сам сквайр появлялся в школе раз в год; но никто не нервничал, когда его веселое красное лицо появлялось в дверях, и все вокруг улыбались, когда он рассказывал о цели своего визита. Он устраивал концерт, который проводили в классной комнате, и выражал желание, чтобы кто-нибудь из детей спел. Сквайр относился к своим обязанностям не столь серьезно, как его мать; большую часть времени этот человек проводил, бродя по полям и рощам с ружьем на плече и парой спаниелей, следовавших за ним по пятам, оставляя ее управлять домом, садами и прочим, что осталось от семейных владений, а также поддерживать фамильное достоинство. Единственным его талантом была игра на банджо и исполнение негритянских песен. Он обучил этому нескольких деревенских юношей, и они входили в его «Негритянскую труппу», которая всегда составляла основу программы ежегодного концерта. В нескольких номерах были заняты его друзья и друзья его матери, а оставшееся время отводилось ученикам школы.

Итак, после визита сквайра школа оживлялась. Самые злободневные вопросы были: что нужно петь и кто будет петь. Наконец постановляли каждому что-нибудь исполнить. Участвовать предстояло даже Лоре, у которой не было ни голоса, ни слуха.

Дети очень плохо исполняли довольно милые песенки на темы весны и природы, позаимствованные из «Школьного песенника», – похожие и даже именно эти они пели каждый год. Однажды мисс Шеперд решила, что «было бы неплохо» спеть песню Лиги первоцвета, чтобы «угодить сквайру». В одном ее куплете были такие слова:

О тори, вам давно пора объединиться,

И гордо знак Первоцвета носить,

Работать, мечтать, сражаться, стремиться,

О справедливости Бога молить.

Когда Лорин отец это услышал, он написал учительнице холодно-учтивую записку, в которой говорилось, что, как человек ярко выраженных либеральных взглядов, он не может позволить своей дочери исполнять подобную песню. Лора не сообщила ему, что ее уже попросили петь тише, чтобы не сбивать других певцов. «Просто шевели губами, дорогая», – сказала учительница.

По сути, Лора должна была вместе с другими девочками, принимавшими участие в программе, оформлять собой сцену, сидя на ней на протяжении всего представления и образуя фон для солисток. В предыдущем году ей выпало удовольствие сидеть среди зрителей и слушать критические высказывания, попутно смотря на сцену и внимая программе. Билет стоил три пенса («дети за полцены»).

Когда наступал великий вечер, в школе собиралось все окрестное население, ведь это было единственное публичное развлечение в году. Гвоздем программы являлись сквайр и его «Негритянская труппа». Они были одеты в красно-синие наряды, вымазали руки и лица жженой пробкой, стучали кастаньетами, балагурили и исполняли песенки вроде:

Ко мне друг Дарвина пришел,

Меня как простака провел.

Сказал: мильоны лет назад

Ты был мохнат, ты был хвостат.

А я в ответ: возможно, да,

Теперь – ни шерсти, ни хвоста.

Так что пше-е-е-ел!

Очень немногие в зале слыхали о Дарвине и его теории; зато все знали, что такое «Пше-е-е-ел», тем более что эти слова сопровождал пинок, отвешенный сквайром Тому Бинсу. Классная комната содрогнулась от смеха.

– Я чуть живот не надорвал, – говорили потом друг другу зрители.

После того как аплодисменты стихали, звенел маленький колокольчик, и дюжий викарий из соседней деревни объявлял следующий номер. В основном это были фортепианные пьесы для двух или четырех рук, исполнявшиеся молодыми леди в белых вечерних платьях со скромным V-образным вырезом и белых лайковых перчатках до локтей. Когда объявлялось название номера, эти девушки вставали с первого ряда; подскакивал джентльмен (или два джентльмена), подавал руку и помогал прекрасной исполнительнице подняться по трем низеньким ступенькам на сцену, где передавал ее другому джентльмену, который подводил юную леди к пианино, держал ее перчатки и веер и переворачивал страницы нот.

«Трям, трям, трям», – гремело фортепиано, «ла-ла-ла», – распевала молодая леди, добросовестно колотя по клавишам и исполняя пьесы и популярные в то время салонные баллады. Каждую пианистку приветствовали и отпускали со сцены с аплодисментами, которые служили двойной цели – подбодрить выступающую и развеять скуку зрителей. Подростки и молодые люди на задних сиденьях порой куролесили, заглушая номер топаньем и криками, тогда им приходилось делать выговор, и они недовольно утихомиривались, ропща:

– Мы же заплатили за вход шесть пенсов, разве нет?

Однажды, когда атлетического сложения викарий исполнял «Смотри, как я танцую польку», его пение сопровождалось столь неистовыми танцевальные движениями, что часть эстрады провалилась, и двойной ряд школьниц остался висеть в воздухе, держась за доски задника, а сам викарий закончил свою песенку на полу.

Смотри, как я танцую польку,

Смотри, я не устал нисколько.

Смотри, по кругу устремляюсь,

Едва земли ногами я касаюсь.

Эдмунд и Лора выучили если не мотив, то по крайней мере слова и движения этого номера наизусть и в тот вечер плясали в маминой спальне то тех пор, пока не разбудили малыша и не получили по затрещине. Печальный конец увлекательнейшего праздника.

Когда школьницы, сидевшие на эстраде, встали и вышли вперед, чтобы спеть, им тоже зааплодировали; но их выступление и выступления молодых леди были всего лишь листьями латука в салате; вся соль программы заключалась в комических номерах.

Так вот, мисс Шеперд была поэтессой и несколько раз сочиняла изящные куплеты, дополнявшие песни, которые она считала слишком короткими. Однажды она взяла национальный гимн и добавила куплет. В нем говорилось:

Пусть каждая сельская школа

Поддержит правленье Виктории.