Читать книгу "Порочный ангел [= Уставший ангел ] - Дженнифер Блейк"

— Но одеяло намокнет, — предупредила Элеонора, хотя и была очень заинтригована.

— Неважно.

— А вы?

— А что мне от вас прятать? Ах, вы покраснели. С моей стороны, конечно, нехорошо так шутить. Давайте тогда скажем так: я верю, что вы не станете подсматривать. Хотя сам я бы не прочь. Но обещаю вознаградить ваше доверие.

Она пристально посмотрела на него, озабоченная слабостью его голоса, а не словами, в которые он вкладывал слишком много сил, чтобы придать им легкость. Собственно, зачем ей противиться? Разве они не останавливались днем в поисках густого подлеска, чтобы разойтись на всю длину натянутой цепи? У нее нет оснований сомневаться в нем.

— Неужели вы мне не верите? — спросил Луис с оттенком оскорбленной гордости, той самой, которая мешала ей расспросить о его истинном состоянии.

— Конечно, верю, — ответила Элеонора.

— Тогда что же вы стоите? — И он еще раз протянул ей одеяло.

С искусством акробата она разделась под этим укрытием. Элеонора догадывалась, что цепь причиняет ему больше неудобств, чем ей. У него ведь была скована правая рука. И услышав, как Луис тихо выругался, она поняла, что цепь раздражает и его.

Вода была холодная, как в горной реке, потому что не было солнца, которое могло ее согреть. Они пошли вперед, осторожно ощупывая ногами дно. Через несколько шагов Элеонора резко встала.

— А как ваша повязка? — спросила она, не поворачивая головы.

— Приклеилась, и ее надо оторвать, — ответил он.

— Но не так, — запротестовала она, но он, не обращая внимания, потащил ее дальше.

— А вдруг здесь акулы? Или аллигаторы? Как в озере Никарагуа?

— Нет, на этой высоте не бывает.

— Вы уверены?

— Нет, — ответил он. — Но я так же не уверен, что завтра взойдет солнце. Что, будете подчиняться своим страхам?

Она молча пошла дальше.

Помыться, когда столько времени ходил грязным, — одно из немногих удовольствий жизни, таких, как поесть досыта после многих дней голода, как разогреться с мороза. Элеонора еще раз окатила себя водой и признала, как это здорово, даже несмотря на то, что вода ледяная и мыться приходилось за ширмой из одеяла. Кончив плескаться, она вдруг услышала, что цепь, связывающая ее с. Луисом, бренчит не переставая.

Элеонора повернула голову и увидела, что Луис весь дрожит, стоя по пояс в воде. Ветер гнал волны по поверхности озера, и вода билась о его грудь. Он содрогался, будто в конвульсиях, глаза его закрылись. Протянув руку, Элеонора дотронулась до него. Его кожа горела как в лихорадке, и от прикосновения холодных пальцев его передернуло еще раз. Он часто дышал, открыв рот, и она догадалась, что он пытается стиснуть зубы, чтобы они не стучали.

— Боже мой! Луис! Почему вы молчали? — воскликнула она, повернулась и быстро пошла к берегу. Поскольку он немедленно не пошел за ней, она потащила его за руку. — Что я наделала? — спрашивала она себя, не обращая внимания на его слабые попытки убедить ее в напрасных волнениях.

Пока они выбирались из воды, в ее горле скребло, как наждаком. Она стянула одеяло с головы, встряхнула его, стала сушить потемневшие от воды локоны. Одеяло на высоте груди и плеч не промокло, и это спасало.

Отвернувшись, Элеонора обулась, собрала нижнюю юбку, надела ее через голову, поскорее связала тесемки нетерпеливыми пальцами и потянулась за блузкой. Нащупывая рукава, она бросила взгляд на Луиса. Он неподвижно стоял там, где она его оставила. На бледном лице под глазами выделялись тени, он смотрел на нее, стоявшую так близко, в мягком свете звезд, видел упругую округлость грудей с торчащими сосками. Влекущая, такая близкая и всего-то на расстоянии вытянутой руки. Он двинулся так медленно, наматывая цепь на руку, что даже если бы она обнаружила в себе чуточку раздражения или негодования, то вполне смогла бы увернуться. Но чувство благодарности и беспомощной жалости пронзило все ее существо. Она не сопротивлялась, когда он привлек ее к себе, положил ладони на плечи и провел руками по обнаженной спине. Из его груди вырвался вздох. Полные и нежные губы еще хранили запах сладкого кофе. Этот поцелуй не пылал страстью, но имел привкус запретного плода. Может, нелепо, но на какое-то мгновение Элеонора ответила на его поцелуй, не в состоянии не сделать того, что ей стоило так мало, но, похоже, значило так много. Казалось, он согрелся от ее близости. Но потом озноб вернулся опять. Подняв руку, она коснулась его лица и медленно, но уверенно отняла ее. Пока она одевалась, он смотрел на озеро, но, казалось, не видел его.

— Пошли, — сказала Элеонора, подняв его рубашку и бриджи. Он сделал несколько шагов, и она повела его к хижине, к костру, который, как маяк, мерцал впереди.

Повязка на ране намокла и прилипла к ее рваным краям. Глядя на ее склоненную голову сверкающими от сильного жара глазами, Луис терпел, когда она попыталась осторожными движениями оторвать повязку. Но когда боль стала невыносимой, он сам сорвал ее, и рана залилась кровью.

Слим, державший факел из сосновой лапы и наблюдавший за этим, вдруг произнес вслух то, о чем подумала Элеонора.

— Надо бы прижечь.

Она глубоко вздохнула.

— Рана слишком большая… Может быть шок.

— Это лучше, чем заражение.

Элеоноре нравился этот житель равнин с тихим голосом. Он чем-то напоминал ей Гранта, и ему она доверяла больше, чем любому другому из ее нынешнего окружения. И, больше не споря, она кивнула.

Слим достал охотничий нож, которым готовил ужин, почистил как можно тщательнее, потер песком, ополоснул и, к негодованию других, опустил его в кипящую для кофе воду на костре, а затем воткнул между горячими углями, пляшущими голубым пламенем, и оставил, чтобы лезвие прокалилось. Затем щедро налил в кружки виски для Луиса и для себя.

В других обстоятельствах Элеонора нашла бы в себе силы прижать раскаленное добела лезвие к живой плоти человека, который столь многим рисковал ради нее. Но сейчас она была не одна и с благодарностью возложила эту обязанность на Слима. Она взяла Луиса за руку, и они вместе заставили себя выдержать шипение и запах паленого мяса. Его пальцы судорожно вцепились в ее руку, тело напряглось, но выражение глаз, которые он не отрывал от нее, не изменилось. Он доверил ей себя. Во всяком случае так он сказал, когда она спросила разрешения прижечь рану.

Мысль о том, что он живет только для нее, пугала, и она не могла бы сама себе объяснить — почему.

Когда процедура закончилась и последней запасной рубашкой Луиса прикрыли дело рук Слима, они внесли его внутрь и положили на кучу травы в углу. Элеонора осторожно накрыла его одеялами, как следует подоткнув их со всех сторон. Временами по телу Луиса пробегали судороги, и они не прекращались, пока Элеонора не легла рядом, тесно прижавшись к нему. Какое-то время, казалось, Луис не сознавал, что она рядом, потом его рука обвила ее талию, притянула ближе. Он поцеловал ее волосы и заснул.