Читать книгу "Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине - Николай Давидович Жевахов"

люди.

Казалось, что каждый только и мечтал о том, чтобы не ударить лицом в грязь перед другим, чтобы не попасть впросак; только и думал о том, чтобы удивить собрата возвышенным образом своих мыслей, своими знаниями, опытом, своим ясновидением и прозорливостью, неотразимостью своих взглядов и пр., как будто задача комитета состояла в ответе на вопрос «что есть истина», или шла речь о том, кто умнее. В результате получилось то, что и должно было получиться. Появились многотомные доклады комитетов с ответами на вопросы, кто что думает, каково настроение местных людей, каковы их желания, вкусы, словом, получились материалы, достаточные для безошибочного суждения о взглядах и мыслях заседающих в комитетах лиц. За немногими исключениями все почти комитеты признали, что основанием зла деревни является бесправие крестьян и обособленность их от прочих сословий, и что, следовательно, устранить это зло можно, только предоставив крестьянам большие права имущественные и личные и сблизив их с прочими сословиями Империи.

Отсюда создание мелкой земской единицы и подчинение таковой единицы уездной, всесословная волость, всеобщее обучение и, как заключительный аккорд, отмена телесных наказаний; а параллельно с этим, устранение на пути всего, что мешало бы развитию проектируемых мер спасения деревни – ограничение дискреционной власти правительственных органов и общее расширение прерогатив местного самоуправления как по существу, так и путем расширения района деятельности его.

Таково мнение большинства комитетов, призванных ответить на вопрос: каковы нужды деревни.

Но разве это ответ на вопрос?

Если бы эти мнения были даже бесспорны и не вызывали никаких возражений, то и тогда, в лучшем случае, они могли бы служить ответом лишь на вопрос о том, что желательно вообще, но не ответом на вопрос о нынешних нуждах деревни, ибо этими последними может быть признано то, что не только уже охватило общественное правосознание, но отсутствие чего стало уже чувствительным для населения деревни.

Те же комитеты, которые иначе поняли характер возложенной на них задачи, иначе и ответили на поставленные вопросы.

Сергачский комитет, например, признал, что для общего изменения существующего правопорядка и быта крестьян нет серьезных оснований, а что нужно ходатайствовать пред правительством о расширении власти земских начальников; одесский – что необходимо отделить судебные функции земских начальников от административных; бакинский высказал положение, что крестьяне еще не доросли до восприятия земских учреждений; могилевский пошел еще дальше и признал необходимым усиление телесных наказаний, хотя и не сумел отстоять своего взгляда, благодаря чему последний и был отвергнут; калужский – что главнейшим злом деревни является водка, и что нужно совершенно прекратить продажу водки для распития и ограничить производство спирта и торговлю им для потребностей технических и врачебных.

Особняком как-то стоит мнение Ямпольского комитета (Подольской губ.), настолько своеобразное, что я опасаюсь даже приписывать его всему комитету. Там было предложено, чтобы браки совершались не иначе, как по приговорам сельских обществ, и чтобы землевладельцы подвергались аресту на 4 недели за злоупотребления при задержании крестьянского скота на потравах.

Не знаю, можно ли договориться до чего-нибудь еще более нужного деревне!? Так и кажется, что предложивший такой проект был кем-то введен в заблуждение и полагал, что нужно отвечать на вопрос о том, чего деревне не нужно.

Не кажется ли знамением времени, что на пространстве всей необъятной России ни один из комитетов, говоря о нуждах деревни, ни одним словом не обмолвился о положении сельского духовенства?

Можно ли судить по этим материалам о действительных нуждах деревни; могут ли эти многотомные доклады иметь цену для всякого, кто знает, в чем настоящие нужды деревни заключаются, и прежде всего для крестьян?

Как бы логично ни было то или другое мнение, как бы велика ни была уверенность в успехе его практического осуществления, но, если оно выросло на ложном основании, оно недолговечно. Разграничение сферы интересов земских от интересов правительственных и смешение того, что нужно вообще, с тем, что нужно теперь, красной нитью проходит в докладах почти всех комитетов. Нелепым кажется мне такое разграничение, но еще более нелепой самая возможность такового.

Что такое «земские» интересы?

Да могут ли быть у просвещенных людей какие-либо местные приватные интересы, которые бы не совпадали с интересами общегосударственными, и, следовательно, может ли возникать самый вопрос о нежелательности вмешательства органов правительственной власти в сферу местных интересов; имеются ли основания считать такое вмешательство бюрократической опекой, служащей тормозом для развития самодеятельности общественной и частной? И нужно ли вообще развивать вкус к таким интересам, а созданием мелкой земской единицы увеличивать кадр лиц с такими «земскими» интересами и притом в настоящее время, когда даже единицы уездные, как показало новоторжское земство, не всегда правильно справляются со своими задачами?

И вот почему не кажутся мне практически пригодными все эти проекты спасения деревни, ибо не прочной кажется мне почва, их родившая.

Что же нужно деревне?

Ответ станет ясен, если мы примем во внимание характер массы, составляющей крестьянство, степень умственного и нравственного развития крестьян со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Исторически сложившиеся законоположения о крестьянах, являясь выражением отголоска общественного мнения, ратующего за сохранение прерогатив крестьянского самоуправления, быть может, слишком бережно охраняли неприкосновенность крестьянского строя и не только не допускали вторжения в среду крестьян чуждого им элемента, но даже вытесняли оттуда всякого, кто перестал быть крестьянином по одним мыслям своим, по своему образованию, кто стоял хоть немного выше общего уровня развития крестьянской массы.

И что же получилось?

Масса дикая, необразованная, опасная своею некультурностью.

Можно искренно пожалеть о всех этих ошибках, обусловивших закрепощение мужика в оковах совершенного невежества, обособивших его от культурного света, падающего на других людей, их озаряющего и согревающего, можно скорбеть и сочувствовать всем сердцем роковой доле мужика; можно и должно всячески помогать ему, просвещать его, но когда идет вопрос о том, какими способами бороться со злом, какими мерами пользоваться, чтобы оказать ему действительную помощь, то не нужно закрывать глаза на нынешнего мужика, а рассматривать его таким, какой он есть, не прикрашивая его, не идеализируя. Нельзя смотреть на крестьян как на толпу нищих, нуждающихся в подаянии, нельзя рассматривать их только с точки зрения жалости к ним, ибо с этой точки зрения они все нуждаются в подаянии. Между ними есть и Иваны и Степаны, и не нужно забывать, что для того, чтобы Ивану было хорошо, нужно Степана взять в руки.

Нельзя поэтому для всех недугов деревни прописывать одно лекарство. Есть лекарства и горькие и сладкие, но есть и болезни, излечить которые можно только горькими лекарствами. Мужик не виноват, что над ним