Читать книгу "Штрафбат в космосе. С Великой Отечественной - на Звездные войны - Олег Таругин"

Стадион, помедлив неуловимый сознанием миг, в неком едином порыве поднялся.

Ровно минуту в теплом воздухе Нодессы плескался лишь шепот листвы да беззаботно щебетали птицы…

– Вольно! – скомандовал замполит. Потом развернулся и вышел за пределы клетки. Коснулся каких-то сенсоров на своем комме и кивнул двум бойцам из состава штурмбата, стоявшим в тени трибун. Те метнулись куда-то в глубь казарменного здания; в это же время часть клетки приподнялась, и оттуда послышалось самое настоящее мычание.

Стадион притих, не понимая. Кто-то засмеялся.

Несколько мгновений… и на поле вышла корова. Обычная корова. Рогатая. Пеструшка. Вышла и вновь недоуменно замычала. А потом подняла хвост и поприветствовала публику смачно шлепнувшейся на синтетическую стадионную траву-покрытие навозной лепешкой. И снова замычала.

Удивленные добровольцы и офицеры смотрели на нее, не отрывая взглядов. И это враг?!

«Враг» фыркнул носом, опустив башку к искусственной траве, шумно вдохнул влажным носом и разочарованно потряс рогатой головой.

Харченко понимающе покривился. Что будет дальше, он примерно знал. Но и он едва ли не против воли вздрогнул, когда электромоторы откатили в сторону прочную решетчатую дверь у дальнего конца поля.

Оттуда вышел динозавр. Ага, самый настоящий динозавр из исторических книжек. Или из просмотренного недавно голофильма какого-то дремучего года ХХ века – как там, бишь, он назывался, «Сад Юрского периода», что ли? Или «парк»?

Шкура рептилии была темно-зеленого цвета, покрытая бугристыми пластинами чешуйчатых наростов. Мощные задние лапы – три когтистых пальца впереди, четвертый направлен назад от пятки. Верхние – или передние? – лапы казались маленькими, но пальцы их были явно приспособлены для более тонких движений. Из оскаленной пасти непропорционально-большой по отношению к туловищу головы торчали саблевидные зубы, из-за которых постоянно выскакивал тонкий раздвоенный язык, облизывающий ноздри. Одна ноздря находилась слева под глазами, вторая, соответственно, – справа. И язык все время мелькал, будто плетка – вверх-влево-вправо, вверх-влево-вправо…

Но самыми страшными все же казались глаза. Взгляд рептилии пугал, будучи одновременно и равнодушно-безэмоциональным, и в то же время разумным. Вот только разумность эта была совершенно нечеловеческой… Единственным чувством, читаемым в глазах двуногого хищника, была холодная жажда еды. Да, именно так, именно «жажда еды». Ящер попросту хотел жрать…

Неожиданно рептилия засвистела. Издаваемый свист был на некой грани тишины и грохота. Казалось, его почти не слышно, но уши хотелось зажать, настолько сильно давил на них этот «неслышимый» свист. Некоторые и впрямь схватились за голову, зажав коленями выданные им штурмвинтовки. Однако первой отреагировала корова. Она повернула голову, замерев на несколько секунд, и неожиданно резко развернулась, помчавшись прочь от ящера. Хищник же рванулся следом с неожиданной для его туши скоростью. Буквально в несколько прыжков догнав несчастное животное, он прыгнул на него.

И в этот миг корова закричала.

Да, животные тоже умеют кричать, когда их убивают. Ящер легко пронзил ее кожу когтями. Он даже не стал использовать зубы, впиваясь в жертву наподобие земных хищников. Он просто вырывал оказавшимися неожиданно сильными передними лапами из бьющегося в конвульсиях животного куски плоти и жрал, жрал, торопливо запихивая в пасть окровавленное, живое мясо. А она продолжала кричать, обводя замершие трибуны невероятно страдающим, почти что человеческим взглядом.

– Да что он творит! – вскинулся Крупенников, хватаясь за кобуру, в которой последнее время носил приглянувшийся ему лазерный тридцатизарядный «N-Маузер-038». Впрочем, батареи в рукояти не было.

Харченко тоже вскочил, схватив комбата за локоть и усаживая обратно:

– Виталь! Жди!

А корова продолжала кричать, но все тише, тише.

Ящер же, не обращая внимания на вскочивших людей, продолжал торопливо есть, расплескивая вокруг себя горячую кровь. Свежая кровь… Ее часто называют парной. Потому как парит она на холодном воздухе. Но сейчас, к счастью для потомков, стоял вечный нодесский август. И они не видели этого красного пара, но чувствовали изнеженными носами красный запах. Запах крови. Сладкий. Мясной. Железистый. Запах еды и смерти. Смерти и еды…

Внезапно искромсанная корова вскинулась – и тут же опала на землю. И лишь ноги еще судорожно подергивались, когда ящер продолжал ковыряться в ее чреве.

И вдруг Финкельштейн бросил сквозь решетку заостренную металлическую полосу, нечто вроде грубо сработанного мачете полуметровой длины.

Ящер замер, покосившись на неожиданное движение. Постоял, оценивая ситуацию, потом резко подхватил нож и стал ковыряться во внутренностях растерзанного животного. Достал большую, сочащуюся алыми каплями, печень и начал жадно откусывать огромные куски, явно наслаждаясь процессом. Даже подернутые белесым глаза на забрызганной кровью морде чуть прикрылись от удовольствия.

На трибунах блевали. Не стесняясь ни товарищей, ни офицеров. Прямо под ноги.

Лаптев внезапно съязвил, странно искривив угол рта:

– Будет чем новобранцам заняться перед отбоем.

Впрочем, сам он, произнося фразу, был бледен, как мел. Да, война – это война. Или ты его – или он тебя. Всякое бывало. А тут? Рука сама тянулась к оружию. Пристрелить ящера – и дело с концом. Но сами же безоговорочно приняли план Яши. Значит, нужно ждать. Недаром же вчерашним приказом по батальону все офицеры сдали боеприпасы и энергоблоки своего оружия. Все, кроме двух, наиболее спокойных бойцов из бывших разведчиков. Те сейчас с равнодушием наблюдали за сценой убийства, стоя рядом с Финкельштейном. За их спинами величественно возвышался на свежевыкрашенной треноге поистине архидревний крупнокалиберный пулемет «ДШК» калибром 12,7 миллиметра. Страшная вещь для тех, кто понимает. Для тех, кто не понимает, впрочем, еще страшнее…

Ящер лениво отошел от останков коровы. Сделав несколько шагов в сторону центра поля, подвернул толстый хвост и уселся на траву, совершенно по-человечески вытянув нижние лапы. Рядом с собой воткнул в землю мачете. Раздвоенный язык продолжал скользить по кровавой слизи, покрывшей равнодушную морду.

– А ведь эта тварь и взаправду разумная, – хмыкнул Харченко, куда больше потрясенный использованием «крокодилом» орудия труда, нежели кровавой расправой над беззащитной коровой.

– Еще бы ему неразумным быть. Если с автоматом бегал… – хмыкнул Лаптев. – Смотри, как башкой вертит! А прыгнуть на нас даже не пытается, понимает, что из клетки ему не выбраться.

Крупенников же мрачно смотрел на решетку ворот в дальнем конце поля. Второй акт драмы? Именно оттуда, согласно задумке замполита, вышла корова. Психологический этюд, мать его. С другой стороны, должны ж они хоть что-то понять?! Сначала – неразумное животное, затем – человек. И не просто человек, не просто венец творения и прочее, и прочее… Женщина. Мать. Сосуд, дарующий жизнь…