Читать книгу "Дикие цветы - Хэрриет Эванс"

Он смотрел, как она приближается к нему, и чувствовал ясную, чистую радость уверенностив том, что все вокруг знакомо и безопасно, наконец-то, снова. Он знал эту улицу, эти дикие цветы, угол Боски справа от него, воркование голубей на деревьях. Он чувствовал себя защищенным.

«Вы можете быть свободны здесь, тетя Ди, – шептал он про себя, когда она приближалась. – Вам не нужно никуда уезжать. Здесь свобода, и здесь хорошо. Нам хорошо. Прошу, не бросайте меня!»

Глава 17

В тот вечер Энт сел на край кровати и медленно выдвинул ящик прикроватной тумбы. Из черной коробки он достал часы, подаренные ему родителями, и застегнул пряжку. Он завел их и установил точное время, а затем накрыл запястье ладонью, вспоминая день, когда получил их в подарок, и ощущая пальцами мягкое тиканье, отсчитывающее секунды, все больше отдалявшие его от старой жизни.

Наверху надрывался большой радиоприемник. Служба внутренних новостей передавала, что бомбардировщики атаковали прибрежные города на юге. Какие именно – не уточнялось: этого никогда не сообщали. Впрочем, все было и так понятно: они с Диной слышали самолеты, пока та готовила чай.

Он уловил звуки, доносящиеся с крыльца – кто-то пришел, и он подумал, что это викарий. Руки Энта стали теплыми и шероховатыми от летнего солнца, он устал от долгой езды на велосипеде и хотел побыть один, но все-таки поднялся вверх по лестнице, по пути прикасаясь к стенам, – он любил теплоту деревянных панелей, целый день освещенных солнцем.

Внезапно он услышал отрывистые звуки, похожие на выстрелы, и замер с болезненно колотящимся сердцем. Потребовалось время, чтобы он догадался, что это аплодисменты, а не артиллерийская атака, и вышел на крыльцо. Там стоял манекен, который вытащили из его комнаты и нарядили в бумажную шляпу, а на приставном столике были гармонично расставлены Алулим, древняя каменная птица, ставшая пресс-папье, Ливингстон, игрушечная обезьяна, кукла Юнис и ящик с райскими птицами.

– Они все пришли поздравить тебя с днем рождения, – сказала Дина, убирая волосы с глаз и улыбаясь ему. Энт озадаченно уставился на нее, а потом увидел чуть поодаль группу людей.

Пришли преподобный Гоудж и его жена, и миссис Праудфут с тортом в руках, их дочь Элиза, страдавшая от косоглазия, ее молодой человек Джо Гейдж, и Алистер Флэтчер с детьми: Джулией, прыгающей с перил крыльца и машущей вслед закатному солнцу, и Йеном, державшим руки в карманах. Также там были Фиби и Рой, двое детей из деревни одного с ним возраста, с которыми он общался, и второй священник прихода Боб, и… он не видел, кто еще пришел. Все они захлопали, увидев именинника, и Энтони почувствовал, что его щеки горят от смущения, словно ему дали пощечину. Миссис Праудфут передала торт с тринадцатью горящими свечами Дине, и все хором запели «Какой хороший он парень».

Толстый слой сливочного крема, покрывавший торт, был украшен засахаренными розовыми лепестками желтого и розового цветов. Они образовывали букву «Э». Торт покоился на плетеной подставке, принадлежавшей еще бабушке, сестре Дины по имени Розмари.

Джулия Флэтчер пела громче остальных, добавляя к песне раздражающе резкие вибрации и низкий грохочущий рокот. Энт не обращал на нее внимания.

Когда песня закончилась и Энт задул свечи, Дина сказала, затаив дыхание:

– Каждый внес свою лепту. Джейн сделала прекрасные сахарные лепестки. – Она указала на жену викария. – Яйца дала миссис Праудфут, Джо и Алистер поделились своим пайком сахара, а я достала сливки и масло со старой фермы Роджера Харди, что за деревней. Их принес его сын Дерек.

Она улыбнулась тощему мальчику с кислым выражением лица, сидящему со скрещенными руками на краю крыльца. Тот явно хотел находиться сейчас где угодно, но только не здесь.

– Все постарались, как я уже сказала, Энт. Это все для тебя. С днем рождения! – Она обняла его, сверкая глазами и звеня бусами. – С днем рождения, дорогой мой мальчик!

– О, Энт, счастливейшего тебя дня рождения! – воскликнула Джулия, бросаясь ему в объятия.

– Замолчи и прекрати позориться, Джулс, – пробормотал Йен.

Он попытался оттащить сестру, и она с хихиканьем поддалась.

Энт же не обратил на нее внимания. Она действительно раздражала, но не так сильно, чтобы испортить ему настолько чудный день.

Он никогда не пробовал такого замечательного торта и отчетливо запомнил вкус свежих яиц, сливок и сливочного масла, и помнил их всю жизнь, даже когда торты перестали считаться исключительным явлением. Также на столе были два вида сэндвичей на тонко нарезанном хлебе «Победа»: с местными крабами, которых Джулия – к восхищению Энта – наловила в бухте Чэпмана, и с тонким слоем паштета и жира от жарки, которые принес викарий. Еще можно было отведать клубники и почти совсем не пропекшегося овощного пирога, приготовленного Алистером; из-за кулинарной неудачи все над ним подтрунивали, но он парировал шутки со сравнительно неплохим юмором.

Царила теплая, почти волшебная атмосфера. Солнце тем вечером отказывалось заходить, и их могли с легкостью разбомбить или подстрелить, но Энту виделось в этом нечто героическое. Некоторые гости отнесли старые плетеные стулья вниз, на песок, остальные же остались сидеть на крыльце или на лестнице. Дерек, сын фермера, извинился и ушел, Йен бродил вокруг с несчастным видом, а Джулия горячо обсуждала с Диной их общую веру в фей.

После захода солнца они поставили на перила крыльца зажженные свечи и парафиновые лампы, и каждый выступил со своим номером. Миссис Праудфут с жаром спела «Когда отец красил заведение», чем заслужила восторженные аплодисменты. Алистер с серьезном видом прочитал вслух «К северу от Катманду стоит одноглазый желтый идол», чем заслужил благоговейную тишину. Джулия, немного стесняясь, пропела куплет «О, крылья голубя» низким и на удивление приятным голосом.

– У вас хорошо получилось, – сказал ей Энт, когда она спрыгнула с крыльца.

– О, мой милый, вы так добры! – ответила она, пытаясь его обнять. Он отстранился, сожалея, что на секунду забыл про ее надоедливость.

После этого, по многочисленным требованиям гостей, на сцену вытолкали самого именинника и заставили его произнести речь. Хотя он с каждым днем заучивал с Диной все больше строк из Шекспира, единственным отрывком, который он знал назубок, была речь Просперо из «Бури», которую его отец всегда зачитывал на прослушиваниях:

Окончен праздник. В этом представленье

Актерами, сказал я, были духи.

И в воздухе, и в воздухе прозрачном,

Свершив свой труд, растаяли они.

Вот так, подобно призракам без плоти,

Когда-нибудь растают, будто дым,

И тучами увенчанные горы,

И горделивые дворцы и храмы,

И даже весь – о да, весь шар земной.

И как от этих бестелесных масок,

От них не сохранится и следа.