Читать книгу "Восстановление нации - Казимир Валишевский"

В этой истории Алексей занимает столь значительное место, его фигура является настолько выразительной для своей эпохи и своей среды, он наконец до сих пор, даже в России, так мало обратил на себя внимания, по сравнению с тем интересом, который он внушает, с его заслугами и обаянием, что необходимо посвятить ему здесь несколько дополнительных страниц.

Глава IV

Второй Романов и его наследие

1. Темперамент и характер Алексея

Все современники рисуют отца Петра Великого очень красивым мужчиной, высоким, сильным, но не по летам тучным, что умаляло несколько его величественную осанку, совершенно соответствуя, впрочем, тому миролюбивому и добродушному темпераменту, благодаря которому он получил прозвище «Тишайший». Румянец, очень кроткие голубые глаза, улыбка, темная борода рыжеватого оттенка – таким рисуют его нам портреты. Что касается его дородства, то оно было природным, так как он не ленился, как большинства его предшественников. Неутомимый путешественник и бесстрашный охотник, он был постоянно в движении и постоянно трезв. Ревностно соблюдая столь частые и столь строгие посты православного канона, он во время Великого поста, если верить Коллинсу, обедал лишь три раза в неделю: в субботу, в воскресенье и в четверг. В другие дни он довольствовался куском ситного хлеба и несколькими солеными огурцами и грибами, запивая их небольшим стаканом меду. Обыкновенно он пил понемногу и иногда примешивал масло или корицевую воду к своему обычному напитку, т. е. к меду, который представлял собой безалкогольный напиток. Между тем, по свидетельству английского путешественника, «желая угостить своих бояр, он садился в кресло и давал им из своих собственных рук маленький кубок с жидкостью такою тонкой и так много раз дистиллированною, что она могла причинить вред каждому, кто к ней не привык. Он иногда примешивал туда ртуть, и ему нравилось, когда его подчиненные пьянели».

Несмотря на мягкость и добродушие – особыми чертами его характера и, несмотря на то, что ко всякому человеческому горю он имел сострадание, поразительное для того времени и для его среды, – Алексей любил злые шутки. К его веселости примешивались деспотические инстинкты его расы до того, что он часто вносил жестокость в забавы, которые сами по себе были невинны. В своем письме от 13 марта 1657 года из Коломенского к своему главному ловчему, Матюшкину, он сообщает ему, что главным его развлечением в этой любимой его резиденции является купать каждое утро приближенных к нему бояр. Если кто-либо из них опаздывал вставать к очень раннему часу, его окунали в прорубь в соседнем пруду. После этой процедуры приглашали к царскому столу, и, прибавляет государь, эти плуты рискуют предварительным испытанием, чтобы хорошо поесть.

Но, может быть, мы должны здесь видеть нечто другое, чем насмешку и личную фантазию?

В одиннадцатом веке «баня» Болеслава Храброго славилась в Польше и славится еще и теперь на народном наречии страны, обозначая собою радикальное исправление. Король имел привычку, думают, наказывать баней собственноручно молодых людей, находившихся при дворе. Некоторые историки между тем затруднялись определить эту привычку и не были далеки от того, чтобы вообразить, будто эта мера являлась знаком милости или отличия. На Западе баня предшествовала церемонии посвящения в рыцари, откуда в Англии и произошел орден Бани. Известно, что этот обычай встречался в странах, подпавших под норманнское завоевание.

Во всяком случае, у Алексея если это и было подражанием или пережитком, то, по всей вероятности, весьма бессознательным. Мы обязаны Павлу Алепскому анекдотом, в котором та же черта принимает уже другую форму. Во время одного паломничества, когда понадобилось перейти Москву-реку, вместо того чтобы поискать моста или брода, Алексей погнал свою лошадь в реку и приказал своей свите следовать за ним. Толстые и жирные по большей части бояре думали, что они погибнут там. Они должны были между тем повиноваться и присутствовать потом на обедне в одежде, с которой стекала вода. Но этот хронист знал также о коломенских банях, и, быть может, сочинил только новую вариацию на эту тему.

Доброта и человеколюбие Алексея вошли в России в пословицу. Тот же Павел Алепский рисует нам его посещающим основанный им госпиталь, где запах был так ужасен, что греческому монаху стало дурно. Государь между тем переходил из одной комнаты в другую, расспрашивал больных, целуя их в рот, утешая их и ведя за собою антиохийского патриарха, который не мог сдержаться, чтобы не выказать свое отвращение. Этот госпиталь находится в любимом монастыре царя под покровительством Св. Саввы, но Алексей устроил еще и другой, в своем собственном дворце. Он там собирал множество стариков, с которыми любил беседовать. Монахи св. Саввы его любимые дети, а Павел Алепский присутствовал еще на обеде, устроенном им в этой пустыни для нищих, причем он сам прислуживал своим гостям.

При случае, однако, тот же человек способен наказывать сурово и беспощадно даже за невинные провинности. Он приказывает применять в дело кнут до смерти за простое упущение в охотничьей службе, особенно если оно повторяется. Но, сияя на его веселом лице, в его улыбающихся глазах, в обыкновенно любезном приеме, в шутках, которыми пестрит его корреспонденция, снисходительная доброта всегда берет у него верх. Она мешает ему даже применить достаточную строгость в отношении к некоторым близким к нему лицам, которых он лично знает за очень дурных подданных и которых он благодаря этому третирует иногда, но не решается ни удалить их от себя, ни согнать с занимаемых ими мест. Таков случай с его тестем, Ильею Милославским, неисправимым вором, интриганом самого низкого пошиба: к преступлениям его государь относится терпимо.

Он подвержен вспыльчивости. В 1661 году его войска, сражаясь с поляками, потерпели нисколько поражений. Тот же Илья Данилович, который ни с какой стороны не мог быть великим полководцем, предложил свои услуги главного начальника, обещая привести пленником польского короля. Это было уже слишком! Алексей отвечает пощечиной нахалу; он вырывает у него часть бороды и прогоняет ударом ноги. Но этим дело ограничилось, и на другой день уже все прошло. Алексей всегда раскаивался в своей вспыльчивости, заставлявшей его забываться и являвшейся лишь последствием его огромной впечатлительности. Ла Мартиньер вскользь замечает, что, вынужденный однажды утвердить смертный приговор, произнесенный против дезертира, царь отказался это сделать, ссылаясь в своем решении на то, что «Бог не дает мужества всем людям».

Он легко раздражается, так как не может быть безразличным ни к чему. Все интересует его почти одинаково: и польская война, и болезнь придворного и государственные дела, и домашние дела патриарха Иосифа, и вопросы церковного пения, и садоводство, и удовольствия соколиной охоты, и устроенные им во дворце театральные представления, и ссоры, возникшие в его любимом монастыре. Он постоянно смешивает все эти разнообразные занятия, как и соответствующие им ощущения. Сообщая Матюшкину об охоте, он входит в лирический пафос, рассказывая, как «по милости Божией, по молитвам охотника и по его счастью» сокол, долго колеблясь, схватил наконец свою добычу.